Едва Рокоссовский прибыл в штаб, как он начал старательно перечислять ему нехватки дивизии, без которых она не может продолжить наступление. Картина для командарма была знакомой и понятной. На Западном направлении вряд ли бы нашлась дивизия, не требующая срочного пополнения. Генералу не понравился нудный тон подполковника Горшечкина. С первых его слов было ясно, что он досмерти боится наступать и свой негативный настрой пытается скрыть нуждами дивизии.
К огромному неудовольствию генерала, на февраль сорок второго года, таких Горшечкиных в Красной Армии было превеликое множество, и размочить такого "сухаря" было крайне трудно. У них всегда была скрытая поддержка, в виде влиятельного сослуживца, однокашника по училищу или хорошего знакомого.
Сделав зарубку на памяти, командарм-16 приказал подать карту и стал закреплять цели и задачи дивизии в предстоящем наступлении. В возникшем разговоре, его очень радовало, что командиры полков и бригады, не стеснялись уточнять и спрашивать у генерала неясные им моменты.
- Таким образом, наносимые дивизией удары на Растеряевку и Безрукавку, создадут угрозу окружения вражеским гарнизонам этих деревень. Если все будет сделано точно в указанные мною сроки, то немцы оставят их и отойдут к Ольховке - склонившись над картой генерал, быстро прочертил черту по воздуху и ткнул карандашом в нужную точку на карте.
Будучи подлинным штабным работником, Рокоссовский всегда бережно относился к картам. Показывая Ольховку, он лишь слегка надавил на неё карандашом, но по неизвестной причине грифель хрустнул и остался лежать на карте.
Чертыхнувшись про себя, генерал протянул руку, смахнул с карты обломки грифеля и стал неторопливо разгибаться и в этот момент рядом со штабом разорвался бризантный снаряд.
За время его пребывания немцы дали несколько залпов из дивизионных орудий по квадрату, где находился штаба дивизии. Не испытывая острой нехватки боеприпасов, немецкие артиллеристы могли позволить себе вести огонь по площадям. Делалось это регулярно, независимо от времени суток в расчете на слепую удачу и вот она им и улыбнулась.
Разорвавшийся в трех шагах от штаба Н-ской дивизии, снаряд буквально нашпиговал своими осколками стены домика, в котором в этот момент находился Рокоссовский. Взрыв, грохот и острая боль в правой половине спины слилось для командарма в один пронзительный звук.
Пораженный в спину осколком, он успел выпрямиться, произнести - Господи, как больно - и двинуться по направлению к двери.
Боль действительно была сильной, разрывающей все тело на части и с каждым шагом становилась все нетерпимей. Командарм успел сделать несколько шагов, прежде чем потерял сознание и рухнул на руки своего ординарца.