Очнулся Рокоссовский от холодного морозного ветра, что безжалостно обжигал его лицо. Оказалось, что он лежал на аэросанях, проворно несущихся по ночной дороге.
Для быстро сообщения в условиях зимнего бездорожья, командарм приказал выделить каждой дивизии по паре аэросаней для быстрого передвижения и вот сам теперь ехал на них.
Увидев, что командарм очнулся, сидевший рядом с ним ординарец, что-то попытался сказать ему, но от ветра, Рокоссовский плохо его слышал. Единственное, что он разобрал, были слова "Хорошо!". Генерал попытался уточнить у ординарца, на щеке которого мелькнула слеза, что именно "хорошо", но в этот момент сани тряхануло, и он снова потерял сознание.
В следующий раз сознание пришло к нему прямо на операционном столе, когда врачи уже заканчивали операцию.
- В рубашке родились, товарищ генерал, - заверил его хирург, привычно накладывая, последние швы на поврежденную спину Рокоссовского. - Если бы вы встали в момент взрыва в полный рост, проникающее торакальное ранение вам было бы обеспечено. А так, только касательное ранение мягких тканей спины, правда, с серьезным повреждением лопаточной кости. Стукнул он вас конечно хорошо, шрам будет большой, но ничего. Ребра целы, легкое не повреждено, так, что счастливо отделались, товарищ генерал.
Голос врача из-под маски звучал ободряюще, призванный сразу отогнать у раненого дурные мысли о его здоровье, но Константина Константиновича это мало интересовало.
- Скажите, доктор, как скоро я смогу вернуть к командованию армией. Дел слишком много, чтобы у вас долго лежать - уточнил Рокоссовский, с трудом передвигая занемевшими губами и тут, эскулап его обескуражил.
- Боюсь, что не неделю и не две. Ранение кости может дать серьезное осложнение, да и крови вы потеряли порядком. Одним словом отлежаться вам надо, товарищ генерал, аккурат, так с месяцок, не меньше.
- Две недели, - обозначил срок своего пребывания в больнице Рокоссовский, - надеюсь, что мы сможем понять друг друга.
- А вот тут вы ошибаетесь, - мягко возразил ему врач. - Получен приказ, сразу после операции перевести вас в Центральный госпиталь в Москве. Как только ваше состояние позволит вас транспортировать, за вами будет прислан специальный самолет.
С приказом вышестоящего командования трудно спорить, особенно если распоряжения отдает Ставка ВГК, в лице самого Сталина. Поэтому, генерал смиренно принял решение Верховного, хотя был с ним категорически не согласен.
Для таких людей как Константин Рокоссовский худшим наказанием было не столько снятия с должности, сколько отрешения от дела. Даже лежа на больничной койке в ожидании прибытия транспорта, он постоянно интересовался подготовкой наступления на Поповку.