– Они. Смеются. Над. Нами. – Я хотела сказать это шепотом, чтобы не услышали стражи, а вышло злобное шипение.
Одна женщина так и не обратила внимания, продолжала воевать за красную комбинацию, зато вторая меня услышала. Она оглянулась на стражей, увидела, как они смеются над нашими раздорами из-за этих жалких тряпок. Кулаки у нее сжались.
– Вы хотите, чтобы они смеялись над нами?
Она покачала головой.
– Но вы сами даете им повод, – продолжала я, чувствуя, как во мне закипает гнев.
– Ты – Селестина Норт, – сказала эта женщина.
Это заинтересовало даже ту, более толстую, она тоже обернулась ко мне.
– Мне это не годится, – прорычала она, сжимая грубыми пальцами комбинацию. – Это на нее.
– Мне в обтяжку, можно разглядеть, что я ела на завтрак.
– А я и через голову не натяну. А ты схватила на два размера больше, чем тебе нужно. Головой подумай!
– Плевать! Я первая взяла.
Да уж, стражи могли повеселиться: женщины спорят за жалкие обрывки красной материи, только чем стыд прикрыть. Но теперь и ссорящиеся поняли, что над ними смеются, и это положило конец спору. Теперь они на одной стороне.
– Нужно сотрудничать, – тихо подсказала я.
– Не шептаться, Норт! – прокричала начальница, сделав шаг в мою сторону. Я не оборачиваясь продолжала негромко инструктировать спорщиц:
– С той минуты, как нас загнали сюда, мы – подруги. Мы все на одной стороне. Мы против них, а не против друг друга.
Я забрала у толстухи комбинацию.
– Вот, растяните ее. – Засунув руки вовнутрь, я развела их, натягивая тонкий хлопок. Потом еще и коленом нажала, чтобы сильнее растянуть. Растягиваясь, материя из красной становилась розовой. Я протянула эту комбинацию более худой женщине. – А большую отдайте ей.
Она подумала и со вздохом отдала. Обе уставились на комбинации, которые им достались, точно двое обиженных детей.
– Улыбайтесь! – уже веселее сказала я.
– Что? – Обе не поняли.
– Выше нос, давайте пройдем через это и сохраним достоинство.
Они вскинули голову, их примеру тут же последовали соседние ряды, дальние. Такая демонстрация солидарности быстро стерла усмешки с лиц стражниц.
Заверещали свистки, опять нам пришлось прикрывать уши. Нас погнали как скот, несколькими длинными цепочками по одному человеку, один ряд от другого отделялся длинными столами для разделки рыбы. Я оказалась позади Лиззи. И бывшей стражнице Карен тоже пришлось построиться – и в путь, каким бы он ни был, – она-то знает, что нас ждет, бледна, растеряна, едва не блюет.
Рядом со мной, в соседнем ряду, тихо плакала старуха. Плотно облегающая комбинация лишила ее достоинства, скромности, свисала дряблая плоть, варикозные вены выставлены напоказ. Женские тела распирали комбинации, слишком пухлые груди, попы и бедра по предела натягивали ткань. А миниатюрным женщинам, наоборот, пришлось подвязывать лямки наверху, резинки в нижней части затягивать, чтобы хоть как-то укрыться. Каждая из нас полностью на виду. Вот девочка, на вид ей нет и шестнадцати лет (хотя по паспорту есть, конечно, раньше этого возраста не клеймят), пытается ладонями, скрещенными руками укрыть свое созревающее тело, лицо полыхает стыдом.