– Рада вернуться домой? – с осторожностью спросила мама, глядя на Леду с противоположной стороны прохода.
Та коротко кивнула, не потрудившись ответить. Леда почти не разговаривала с родителями с утра, когда ее забрали из реабилитационного центра. Или, скорее, с того случая в июле, после чего она там оказалась.
– Давайте сегодня закажем еду в «Мьязе»? Я уже сто лет мечтаю слопать обычный бургер, – сказал Джейми, брат Леды, чтобы хоть как-то приободрить ее.
Она пропустила его слова мимо ушей. Старше Леды всего на одиннадцать месяцев, Джейми в этом году шел в выпускной класс. Близки брат с сестрой никогда не были. Может, потому, что не имели ничего общего.
Джейми отличался легким и прямолинейным характером. Казалось, ничего его в этой жизни не заботит. Они с Ледой даже выглядели по-разному: она была смуглой и субтильной, как мама, а Джейми – бледным, как отец. А еще, несмотря на все старания Леды, брат всегда выглядел неряхой. Сейчас он теребил жиденькую бородку, которую, видимо, отращивал все лето.
– Как захочет Леда, так и сделаем, – ответил отец.
Да уж, выбрав для всех ужин, она, несомненно, позабудет о своих проблемах!
– Мне все равно.
Леда бросила взгляд на запястье. Там остались два крошечных прокола от браслета-контроллера, с которым пришлось провести все лето, – как единственное напоминание о Сильвер-Бей[1]. Которая, к слову, находилась вдалеке от океана, в центральной части Невады.
Конечно, Леда не могла винить родителей. Она на их месте, после увиденного в июле, тоже отправила бы себя в реабилитационный центр. Прибыла она туда в ужасном состоянии: озлобленная, агрессивная, зависимая от ксенпергейдрена и неизвестно от чего еще. Прежде чем Леда согласилась поговорить с докторами, понадобился целый день, который другие девушки в Сильвер-Бей окрестили «днем подзарядки» – когда через капельницу подавали мощную дозу успокоительных и дофамина.
Вместе с выходящими из организма препаратами исчезло и язвительное негодование. На смену пришло чувство стыда – липкое, неприятное. Она всегда думала, что сможет держать себя в руках и не уподобится жалким наркоманам, которых показывают в школе на голограммах, на уроках здорового образа жизни. И вот сама оказалась под капельницей.
– Вы в порядке? – спросила медсестра, следя за выражением ее лица.
«Никто не увидит, как я плачу», – пообещала себе Леда, сглатывая слезы.
– Конечно, – выдавила она ровным голосом.
В реабилитационном центре Леда обрела некоторое утешение: не благодаря своему бесполезному психиатру, а с помощью медитации. Почти каждое утро она сидела со скрещенными ногами и повторяла мантры, которые произносил нараспев гуру Вашми. «Пусть смысл наполнит мои действия. Я сама – наилучший союзник себе. Я помогу себе сама». Время от времени Леда открывала глаза и искоса смотрела на других девушек в шатре, окутанных лавандовой дымкой. Терзаемые своими мыслями, словно загнанные сюда, они слишком боялись покинуть центр. «Я не такая», – повторяла себе Леда, распрямляя плечи и закрывая глаза. Она не нуждалась в лекарствах, по крайней мере не так, как эти девушки.