Изначально лодий насчитывалось больше тридцати, по двадцать-тридцать человек на каждой. Паруса убрали. Одни поворачивали носом против волны, пытаясь бороться, другие – кормой, чтобы внутрь попадало меньше воды. Но держаться вместе было невозможно: уже к рассвету мокрый и усталый Святослав различил вокруг еще лишь пять, остальных разбросало на неоглядную ширь.
– Скоро прибудем прямо в Царьград! – пытались шутить насквозь промокшие гриди, из которых последний посчитал бы бесчестьем показать, что падает духом. – И оглянуться не успеем, как будем под той вашей стеной, где каменные псы в кудельных воротниках.
– Чащоба! Львы это!
А потом ветер переменился и понес их на восток. Час от часу положение ухудшалось. Гриди трудились изо всех сил: опираясь веслами о волну, старались выравнивать положение судна, свободные от гребли вычерпывали воду. Во все строны расстилалось открытое море, но этому голодные, измученные, продрогшие гриди даже радовались: при таком ветре и волнении и в бухту не вдруг войдешь, а прижми их к скалам – это верная смерть.
Но вот ветер стал стихать, волны улеглись. Святослав рискнул вновь поставить паруса, и лодьи двинулись дальше на северо-восток. По всему судя, суша лежала там.
К вечеру показался берег – холмистый, покрытый серо-желтыми скалами, кое-где припорошенными мелкой зеленью. Уже стояла тишь, под синим небом расстилалась голубая, со смарагдовым отливом морская гладь.
Когда лодьи коснулись днищем песка, только всемогущая йотуна мать помогла гридям собраться с силами, чтобы выволочь их на берег. И рухнуть рядом самим.
Было похоже на похмелье: когда даже лежа хочется держаться за землю, чтобы не качало.
Постепенно приходило осознание: они остались живы, но больше пока поздравить не с чем. Их тут не более сотни, где остальная дружина и цела ли – неизвестно. А берег вокруг – какая-то часть Боспора Киммерийского. Владения каганата.
Опираясь локтями о каменистую землю, Улеб попытался приподняться. Его мутило. Зверски болела голова – будто меж бровей загоняют железный штырь. От морской воды горели глаза под опущенными веками, драло горло и болело в носу. Уши тоже болели. От голода сводило живот.
Улеб подтянул ноги, оперся о землю коленями, выпрямил руки.
– Вылитый лев с Вуколеона, – одобрительно пробормотал валяющийся рядом Радольв. – Воротника мохнатого не хватает.
Улеб хрипло зарычал и выпрямился. Вот это вуй Асмунд и называет «дружинный дух». Когда тело говорит: лежи себе подыхай. А дух приказывает: вставай, ублюдок, и иди уже куда-нибудь!
* * *
– Там по ручью две сотни каких-то клюев валит!