— Буриков! — звал скуластый, прижав лицо к форточке. — Буриков, дядька! Где ты?
Напротив, из третьего номера, выглядывал телеграфист. Его воспаленные глаза часто моргали, и зрачки в них делались все шире. Нижняя губа отвисла, как у дряхлого старика. Но он с заметным, мучительным усилием воли подобрал эту губу и сказал тем же ровным, спокойным голосом, каким учил днем немецкие глаголы:
— Кажется, идут за нами, товарищ. Будьте молодцом, не унывайте. Это совсем не так страшно.
— Дядька! Да дядька же! — безнадежно звал Крупицын, не обращая внимания на телеграфиста. — Куда он ушел-то? Дядька!
Кто-то долго не мог попасть ключом в скважину замка, запиравшего лестницу. Скреб ключом о железную личинку, как голодная крыса зубом. Потом дверь сразу распахнулась, и все звуки сделались совсем уже близкими, загремели над самым ухом.
Длинные перепутанные тени двигались по стене и по полу. Вытянув шею, телеграфист мог видеть чью-то спину в серой солдатской шинели, гладко отполированную деревянную ложу винтовки, затем чье-то форменное пальто с судейскими значками. Серая солдатская спина передвинулась ближе и загородила почти все поле зрения. Голос старшего помощника заговорил, выделяясь начальственно:
— Вот здесь! Старший, отомкни.
Шинель, уступая кому-то место, повернулась боком, и телеграфист увидел ярко освещенное молодое лицо с выражением военной исполнительности и слегка боязливого любопытства. Лицо было загорелое, свежее, и сквозь внешнюю служебную маску в нем проглядывала еще деревенская наивность.
— Вешать пришел? — негромко и укоризненно сказал ему телеграфист. — Солдат слегка отпрянул в сторону и неловко передернул винтовкой, так что она стукнулась прикладом об пол. И сейчас же наивное, боязливое любопытство бесследно убежало, а осталась только замкнутая и холодная суровость.
— Ну, что еще там? — недовольно окликнул помощник. — Затем скрипнула соседняя дверь и тот же голос, все с тем же недовольством, сказал: — Ленчицкий, выходите!
Подождал немного и повторил:
— Выходите в коридор, говорят вам!
Заплакал Жамочка. Заплакал громко и неутешно, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку. И в то же время в наполненном людьми узеньком коридорчике почувствовалось какое-то неожиданное замешательство, солдат опустил винтовку и подался вперед, а человек в форменном пальто занял его место.
— Куда еще? Куда? — грозно ревел помощник.
Топтались на одном месте, громко пыхтели и шаркали подошвами по каменному полу. Ленчицкий закричал что-то и сейчас же оборвался, словно ему заткнули рот или крепко ударили по губам. Потом все, как подхваченные одной волной, сразу выкатились из коридора, дверь шумно захлопнулась, и только голос Жамочки все еще повторял из глубины запертой камеры.