Идея отрицания себя оказалась мне глубоко чуждой, но ирония в том, что очень многое в моей жизни после приговора развивалось именно по сценарию этой вредной, разрушающей детскую самооценку сказки.
На зоне я не попал работать в больничку, а загремел в отряд на общих основаниях. За несколько лет до моего осуждения началась перестройка, а с ней волна публикаций об ужасах сначала сталинских, а потом и современных тюрем и лагерей. Там была и правда, и художественный вымысел, и откровенная чернуха, призванная под соусом разоблачения проклятого режима тешить самые темные склонности людей. Естественно, я, интеллигентный юноша, не знал, как обстоит в действительности, верил всему и очень боялся зоны. Но мой дар и тут не подвел меня. Я не стал авторитетом, но удалось сохранить жизнь, достоинство и половую неприкосновенность, а это очень немало в той среде, куда я попал.
Становиться для товарищей по заключению штатным психотерапевтом я не собирался, да они и не просили моей помощи. Правда, наш вольнонаемный доктор был хороший человек, но пил, как не в себя, и порой мне приходилось вспоминать, что в институте я прекрасно успевал по всем предметам, не только по психиатрии, и вправлять вывихи, лечить ожоги, зашивать раны и прочее в том же духе. Мне дали погоняло Лепила, и я стал вести жизнь вице-президента, то есть спокойно заниматься своими делами, но на периоды запоя доктора принимать его пост.
Я намекнул, что мог бы попробовать избавить доктора от вредной привычки, но он отмахнулся, мол, тогда его жизнь окончательно потеряет смысл, и я не настаивал.
Зато он порекомендовал мне одного молодого наркомана, желавшего побороть свою зависимость.
И я вступил в бой. Было трудно, парень то и дело срывался, но я не сдавался, чувствуя себя кем-то вроде экзорциста, отважного священника, вступившего в схватку с дьяволом.
Да, судьба отправила меня в нокаут, я разгромлен, но все же поднимаюсь и, отплевывая выбитые зубы, снова даю бой злу. Человеческое сердце – неиссякаемый источник силы.
Наше сражение длилось целый год. Мы по кусочкам, по осколочкам собирали разрушенную личность молодого наркомана, она снова рассыпалась, и мы начинали заново. Тогда я не знал, что у парня есть старший брат, крупный криминальный авторитет, который тщетно пытался вылечить младшенького от пагубного пристрастия, а когда все попытки провалились, психанул и дал его закрыть. Парнишка освободился на несколько месяцев прежде меня, и я проводил его без особой уверенности, что на воле он не вернется к своему пагубному пристрастию.