Вот только зелени и цветов вокруг дома было очень много.
Пожалуй, единственным предметом, не отвечающим общему аскетизму обстановки, был стоявший в гостиной белый «Стейнвей». Тоже, разумеется, простой и строгий – без деревянных завитушек, опутывающих ножки, или резной подставки для нот. Просто классика – четкие плавные линии, золоченые педали, кремовый корпус, черная надпись по борту.
Я удивленно посмотрела на него. Затем перевела ошарашенный взгляд на Радевичей.
– О, это папа мечтал когда-то сделать из меня великую пианистку, – со смехом пояснила Света. – Купил рояль сразу же, как только мы сюда переехали. Нанял мне преподавательницу… Ничего не вышло, понятное дело. А рояль он оставил из сентиментальных соображений.
– Не выбрасывать же его, – пожал плечами Радевич. – А заниматься продажей у меня времени нет.
– Ой, да ладно, – отмахнулась Света. – Как будто я не знаю, что ты любуешься на него и воображаешь, как я побеждаю на конкурсе Чайковского. Папа на самом деле тот еще романтик, – заговорщически бросила она мне, – просто никому этого не показывает.
– Светлана! – рявкнул Радевич.
Но мне уже ясно было, что, пересекая порог этого дома, грозный, безжалостный, строгий и безупречный полковник становился обычным человеком, и здесь никто его рыка не боялся.
– А вы… вы не споете нам? – тут же осторожно начала прощупывать почву Светлана.
Черт, эта девчонка перла вперед как бульдозер!
Упаси боже когда-нибудь сделаться ее врагом. Такая переедет вас колесами – и глазом не моргнет.
И все же она мне нравилась.
– Может быть, позже, – отозвалась я. – Давай сначала займемся щенком.
– Ну, конечно! После ужина, – подхватила девочка. – Даже такой солдафон, как папа, не отпустит вас из дома без ужина. Правда же, пап?
Радевич стоически вынес ее дразнящий взгляд, перевел дыхание и бросил:
– Пороть тебя в детстве надо было, вот что правда.
В ответ Света заливисто расхохоталась, давая понять: она нисколько не боится угрозы отца.
Ужин подали после того, как щенок был успешно водворен в одной из комнат дома, накормлен, устроен на мягкой лежанке, которую мы выбрали ему, заехав в магазин по дороге сюда. Он тихонько посапывал черным влажным носом – устал, бедняжка, за такой длинный день…
И я невольно улыбнулась, глядя на него. Я знала, что должна сейчас изобразить растроганную улыбку, сыграть любящую женщину с большим сердцем.
Но… Я не играла, я улыбнулась искренне.
Конечно, этот щенок был всего лишь поводом пробраться наконец в дом, куда я стремилась с моего первого дня в этой стране.
И все же…
Все же мне почему-то хотелось, чтобы все у звереныша сложилось хорошо.