Правда, еще неизвестно было, как повернется его судьба после того, как я успешно выполню задание…
А в успехе я не сомневалась.
У меня просто не было других вариантов.
Ужинали мы на террасе.
Солнце уже клонилось к закату, алело над самым горизонтом, окрашивая все вокруг в теплые сочные тона. И глаза Олега в таком освещении стали совсем темными, как вишни в коньяке. А кожа на руках и груди в расстегнутом вороте рубашки казалась кармельно-золотистой…
Кипарисы, росшие вокруг дома, разомлели от дневной жары и теперь в наползающей вечерней прохладе источали кружащий голову пряный смолистый запах. Издалека, с береговой линии, доносились протяжные крики чаек. Две из них взметнулись вверх, подравшись из-за добычи, прочертили небо и, истошно голося, метнулись куда-то вниз.
Тихая аккуратная грузинка из эмигрантов, немолодая, видно, давно уже прижившаяся в Турции, бесшумно сновала вокруг стола, подавая нам ужин. Я скинула под столом туфли и ощутила босыми ступнями шершавые грубые нити расстеленной на террасе циновки.
Мне очень нравилось смотреть на Олега – такого непривычного в домашней обстановке. Все в нем как будто немного смягчилось: каждая черта лица, каждый мускул сильного крупного тела, даже плечи, днем выправленные в железной осанке, чуть расслабились.
И разговор сразу потек легко, непринужденно.
Даже странно было вспоминать, что всего несколько дней назад Радевич отвечал мне сквозь зубы, явно крайне недовольный необходимостью поддерживать общение.
– Моя первая собака – Мальчик, – рассказывал он, – практически меня вырастила.
– Как Нэна в «Питере Пэне», – вставила, улыбаясь, Света.
Олег непонимающе нахмурился, и я пояснила:
– Английская детская сказка. Неужели не читали?
– Я мало что помню из детства, – пожал плечами он. – А читать сказки Светлане… к сожалению, практически не имел возможности.
– Ой, ладно, хватит тут разводить драмы, – дерзко перебила вездесущая Света. – «Я столько у в жизни пропустил из-за своей службы. Мой долг отрывал меня от дома»…
Она состроила довольно забавную рожицу: этакий усталый скромный герой.
– Все мы и так знаем, какой ты самоотверженный!
– Света, – с легким смешком протянула я.
Девчонка, похоже, совсем не боялась отца – болтала, что в голову взбредет. И наблюдать за этим почему-то тоже было трогательно: словно крошечный детеныш набрасывается на вальяжно разлегшегося в тени льва, теребит, дразнит, покусывает, а тот же лишь, лениво ворча, беззлобно отгоняет его лапой – такой крупной и тяжелой, что одним ударом мог бы прихлопнуть малыша.
Странно было видеть, что грозный и принципиальный до жестокости Радевич, перед которым трепетали подчиненные, дома позволял дочери дразнить его, дерзить и, похоже, совсем не сердился.