Вытерев выступившие слезы, Шестерня повел глазами вокруг. Ничего. Нахмурившись, всмотрелся пристальнее. Кромешная тьма, лишь слабое, пробивающееся через щели врат, сияние, угасающее тут же, у ног. Баламут не предупредил, что в схроне темно. Наверняка знал, не мог не знать. Выйти бы, объяснить, пока не ушел, что не хорошо обманывать друзей. Хотя... нет. Вон, вдалеке, в кромешной тьме протаяло светлое пятно.
Устроители схрона позаботились об освещении. Возле двери из стены вырастает металлическая чаша в виде ладони, то же и с другой стороны. Нужно лишь изредка досыпать блистающую пыль, что от времени испаряется, тускнеет. Нужно, да было б кому. Деревня невелика, а пещерники живут долго. Не удивительно, что от смерти до смерти пыль успевает истаять, а схрон погружается во тьму. Хорошо еще что-то осталось, так бы пришлось на ощупь.
Представив, как он идет, шаря перед собой руками, натыкается на космы плесени, пыльные стены, засохшие кости... Шестерня передернул плечами, подобравшись, двинулся вперед. Еще недавно, за разговором в корчме, казавшаяся простой, прогулка по схрону выглядела все менее привлекательной, но перед внутренним взором раз за разом вспыхивали золотистое мерцание обещанного искреца, бодря и придавая смелости.
По обе стороны, выбитые в камне, проплывают провалы могил, с останками живших когда-то. Здесь, у входа, могилы самые древние. Плоть, кости, и даже украшения и доспехи, собранные усопшим в дальнюю дорогу, давно сгнили, распались от времени. Если сунуть руку в провал, пальцы нащупают лишь горстку пыли. Единственное, что осталось - выбитые на стене руны, что можно ощутить, прикоснувшись к шершавому камню стен. Ощутить, но не прочесть. Бороздки заросли пылью, края скололись, от случайных прикосновений посетивших схрон за прошедшие века родственников умерших. Так что даже самый острый взгляд не разберет, что за имена начертаны на стенах.
Шестерня поморщился, тряхнул головой, возвращая мысли в прежнее русло. Схрон не место для размышлений. Мечтать хорошо в таверне за чаркой хмеля. Здесь же, среди мертвецов, нужно держать ухо востро. Это лишь на первый взгляд костяки не представляют опасности, лежат себе недвижимо, словно камни, когда вокруг свет, а рядом сгрудились печальные родственники очередного усопшего. Но стоит живым уйти, а коридоры заполняются тьмой, тут-то и начинается самая жуть. Сам-то он не видал, но сказывают, что, мучимые завистью к живым, мертвяки выползают из могил, бродят по схрону, скрежеща ногтями, и тараща белесые буркала. В бессмысленности замогильного существования, и потворствуя былым привычкам, ищут пропитание. Оттого и пусты древние могилы, что смердящие потомки пожирают кости пращеров, оттого и стерты письмена, что костяки шарят вокруг, царапая неподатливый камень пожелтевшими иссохшими пальцами.