— Еремин, Виктор Сергеевич. А вас, простите?
— Я? Я Коськин! Вы… вы кто? Вы что позволяете?
«Тьфу, черт, нарвался. А что делать?»
— Послушайте внимательно, господин Коськин. Если перерубить этот тяж, все обрушится. И изделие ваше завалит, и люди погибнут. Это подсудное дело. Зачем это надо? Давайте посмотрим, что можно сделать.
— Что? Что смотреть? Сейчас здесь будет представитель губкомиссара! Вы представляете, что будет, если машина еще в цеху? — и, повернувшись к мастеровому, крикнул: — Руби!
— Он не будет рубить.
— Что? Что вы себе позволяете? Да я… Под трибунал пойдете!
— Тогда мне придется доложить господину Веристову, что на заводе планировался акт намеренного вредительства, уничтожения цеха, оборудования для производства военной продукции и самой продукции. Я вчера с ним беседовал, и он как раз направил меня на ваш завод.
— Вы… Вы мне угрожаете? Вы…
— Господа, что происходит? — над ухом Виктора загремел четкий командный голос. Виктор обернулся: через игрушечные рельсы узкоколейки перешагивал человек немногим его ниже, лет, наверное, тридцати пяти-сорока, в черном мундире с малиновыми, шитыми золотом двухпросветными погонами, на которых, как на коньяке, красовались три крупных звезды. Полковник был крепок телосложением, с круглым лицом, украшенным аккуратными треугольными усами, гладко выбритой головой, на щеке, чуть пониже уха, розовел неровный шрам. Серо-стальные глаза буравили собеседника холодным взглядом, в котором отражалось чуть заметное презрение. Шел он слегка прихрамывая.
— Были бы вы офицерами, вам бы надлежало выяснить отношения на дуэли, — продолжил он приблизившись, — но штатским такой способ не дозволен. Господин Коськин! Что с вашим баяном? Почему я его не вижу?
«Что за баян?» — мелькнуло в голове у Виктора.
— Это вон он! — закричал Коськин, указывая на Виктора. — Он помешал выпуску продукции по высочайшему повелению!
Полковник исподлобья взглянул на Виктора.
— Он? И кто он такой?
— Чести знать не имею… Назвался Ереминым, грозился донести господину Веристову.
— Ну, коль обязан донести, стало быть, донесет, — констатировал полковник, и, повернувшись к Виктору, продолжил: — Господин Еремин, может, вы сперва мне доложите, что здесь происходит?
— Докладываю. Я подошел к цеху, и увидел, что рабочий перерубает тяжи. Этого делать нельзя. Здание рухнет, задавит рабочих производства оборонного заказа, повредит оборудование и готовый… — Виктор замялся, не будучи уверен, что английское слово «танк» здесь в ходу, — готовый броневик.
— Бронеход, — поправил полковник, — к броневикам отнесены блиндированные самоходы на колесном ходу. Кто распорядился рубить тяжи? Господин Коськин, это вы отдали команду, или мне допросить рабочих?