Я ложусь рядом и обнимаю девушку в надежде придать ее телу очертания, в точности повторяющие мои. Сначала меняется торс, начинают ощутимо проступать косточки тазобедренного сустава, затем я поправляю форму груди. Пупок опускается ниже, ноги становятся изящнее и заметно длиннее. И только в самом финале я замечаю, что не только сам сжимаю ее в крепких объятиях, но и она прильнула ко мне, обняла, что ее рука обхватила мой член. Я ощущаю, как что-то во мне стремительно пробуждается к жизни. Когда я прижимаюсь к ее лбу легким поцелуем, воздух вокруг нас резко становится теплее. Появляется запах меда и ягод. Целую ее в горбинку носа. Она открывает глаза, и меня обдает первый ветерок.
– Ты – Ким? – спрашиваю я.
– Если захочешь, я буду твоей Ким.
Мы держимся за руки.
– Тиль?
– Да?
– Поцелуешь меня?
Я прижимаюсь к ее губам; у них вкус земли. Весь мир смотрит на нас, весь мир на нас фапает. Я кладу голову ей на грудь. Она крепко прижимает меня к себе. Бьется ее сердце, бьется мое.
Мы сидим за столом. На завтрак бобы. На мне только семейники в горошек; Ким надела легкое летнее платье. Немногим позже мы, обнявшись, стоим у окна, глядя на пестреющий мир. Я обхватил ее за бедра, она поглаживает мои коченеющие руки. Я отдал приказ о всеобщем ликовании. Солнце находится в режиме непрерывного восхода, башни с кактусами отбрасывают длиннющие тени, дорастающие до предела и тут же начинающие с начала.
Мы обустраиваемся. Я обрываю с дерева соцветия и завариваю чай, который пахнет капустой. Ким крафтит из разросшихся ветвей бумагу. За этим занятием она может проводить целые дни. Она опять стала самодостаточной, может часами глядеть на чистый лист, создавая все из ничего – по-видимому, рождая идеи из самой себя. Именно это и будет иметь значение в будущем. Я рассказываю ей истории обо всем, что еще может быть, она, иллюстрируя мои придумки, рисует созданным из Древесины Углем лица, увешивает стены портретами. Если кому-то из новоприбывших нравится один, а придумать внешность под стать своему новому «Я» он не в силах, он может использовать ее рисунок как скин, чтобы медленно врасти в новый облик.
Когда мы спустимся с горы в день празднования, нас будут, не стихая, приветствовать ликующие крики. Храбрый Убивашка примет все, как данность, без малейшей тени зависти. А до тех пор мы наслаждаемся каждой секундой, что проводим на крыше нашего дома. Ведь когда Миру ◯ исполнится год, я стану им больше не нужен. Проект будет уже достаточно стабилен, чтобы существовать дальше, и для меня настанет время уйти. Я крепко обнимаю ее, прижавшись сзади, накрываю ее груди ладонями, притягиваю еще ближе к себе, целую в шею и чувствую, как заряжаются статикой волоски, как они начинают щекотать, а затем и колоть мою кожу. Я полностью убежден, что мы существуем, что по нашим нервам пробегают ледяные импульсы. Ким крепко обхватывает мой член, все сильнее прижимает его к своим ягодицам, пока наконец не приподнимает ногу, и он не проскальзывает ей между ног. Мое тело окатывает тепло, у нее из груди вырывается глубокий вздох, она поворачивается ко мне лицом, меня обдает ее запахом, я продолжаю покрывать поцелуями ее шею, и мы, соединившись, движемся вперед и назад. Давившая на меня тяжесть переходит в ее лоно овладевающими толчками, я прихватываю зубами мочку ее уха, мое дыхание, в тысячу раз усиленное ее барабанной перепонкой, через ушную раковину проникает ей в самое нутро, и она седлает меня, опираясь обеими руками мне на грудь, поводит бедрами, над ее головой, словно короткие замыкания, вспыхивают звезды, предвещая священный миг. Глаза Ким сияют, напряжение скапливается, все туже завязываясь в узел, от нее исходит сосредоточенность, вбирающая в себя всю гнетущую тяжесть – и вдруг рассеивающая ее, словно пыль. И гаснет свет.