, поет Джуди Гарленд.
Каждый входит в отведенную роль: Анна-Мари – непоседа, которая не может дождаться конца песни, чтобы броситься открывать предназначенную ей гору подарков. Оскар мысленно прокручивает воображаемый список и, удостоверившись, что ничего не забыто, удовлетворенно кивает и вступает на втором куплете. У него на удивление чистый, глубокий голос. Карола, надев свои традиционные рождественские красные балетки и бархатистое платье в стиле тридцатых, на протяжении всей песни ведет себя так, будто это она – беззаботная девчонка. Роль Тиля обычно заключалась в том, чтобы угадать тайные желания членов семьи. Это он подмигивал сестре, он излучал радость, он подхватил бы партию отца в знак того, что и он пересчитал и проверил – все подарки на месте, он позволил бы Кароле делать вид, что она и не подозревает, что там внутри, он терпел бы дурацкие шутки в свой адрес и даже с большой вероятностью польстил бы матери, похвалив ее неизменные туфли. Его роль была в том, чтобы создавать ощущение семейного единства.
Но сейчас Тиль похож на того, кто лишь отдаленно напоминают бледный образ прошлого себя. По виду кажется, будто парень постарел на годы. Он бредет неуверенной, шатающейся походкой, то и дело хватаясь за тот или иной предмет. В отросших волосах попадаются свалявшиеся пряди, вместо глаз – узкие, воспаленные щели, покрытые топорщащейся щетиной щеки впали, подбородок венчает косматая козлиная бородка. На нем самый толстый шерстяной свитер в доме, трусы покрыты пятнами, ноги обернуты кусками мягкой кожи, как портянками. Анна-Мари зажимает нос. На лице Каролы вначале читается растерянность, затем она берет себя в руки, сверлит взглядом дочь, пока та не отпускает нос и не отворачивается, уперев взгляд в подарки. Оскар, запнувшись, снова набирает побольше воздуха и еще громче выводит мотив. Пока парень, шаркая, подбирается к елке, оставляя за собой склизкие, зеленоватые следы, Джуди Гарленд продолжает уверять, что в прекрасной стране за облаками исчезнут все невзгоды, растаяв, словно лимонные леденцы. Тиль пытается подпевать, но из горла вырываются лишь хрипы и металлический кашель.
Дорожка кончилась. Игла поднимается, и проигрыватель вращается вхолостую.
– Счастливого Рождества! – раскрывает объятия Карола, прижимая к груди дочь.
– Счастливого Рождества!
На мгновение они так и застывают, обнявшись, но Анна-Мари ускользает, бросается на шею отцу и через его плечо смотрит прямо брату в глаза. Создается ощущение, будто она глядит сквозь него, будто он принадлежит другому измерению, которое хоть и накладывается на проекцию семьи, но никак с ней не пересекается.