Сверху протянулась живая рука, потрогала лицо Перхуши:
— Гуалэ8
Другая рука коснулась теплыми, грубоватыми пальцами щеки доктора.
— Живой? — спросили по-русски.
И доктор сразу все вспомнил.
— Ты кто? — спросили его.
Он открыл рот, чтобы ответить, но вместо слов изо рта вместе с паром пошел хрип.
— Во ши ишэн, — захрипел доктор на своем ужасном китайском. — Банчжу... банчжу... цин бан воу.9
— Доктор?
— Во ишэн, во ши ишэн... — хрипел Платон Ильич, тряся рукой с пенсне.
Китаец, который постарше, заговорил по-китайски по мобильному:
— Шон, тащи сюда какой-нибудь мешок, тут полно малых лошадей, и возьми Ма, тут один жив, но он тяжелый.
— Откуда же вы ехали? — спросил он доктора по-русски.
— Во ши ишэн... во ши ишэн... — повторял доктор.
— Он ничего не понимает, — сказал другой китаец. — Видно, совсем ум отморозило.
Вскоре появились еще двое китайцев. В руках у одного был мешок из живородящего холста. Китайцы стали хватать беспокойно ржущих лошадей и совать их в мешок.
— Кобылы нет? — поинтересовался старший.
— Нет, — ответил ему китаец и с усмешкой показал пальцем на круп чалого, торчащий из рукава Перхушиного тулупа. — Смотри, куда забрался!
Он схватил чалого за задние ноги и вытянул из рукава. Чалый отчаянно заржал.
— Голосистый! — усмехнулся старший.
Когда всех лошадей поклали в мешок, старший кивнул на доктора:
— Тащите его.
Китайцы стали вытаскивать доктора из капора. Это было не просто: ноги Платона Ильича переплелись с ногами покойника, пихор в углу примерз к доскам. Доктор понял, что его спасают.
— Сесе ни, сесе ни10, — захрипел он, стараясь неловкими телодвижениями помочь китайцам.
Вчетвером они вытащили его из самоката, опустили в снег. Доктор попробовал встать на ноги, опираясь на китайцев. Но тут же увяз в снегу: ноги совсем не слушались. Он не чувствовал своих ног.
— Сесе ни, сесе ни... — хрипел он, ерзая в глубоком снегу.
Старший китаец почесал свой нос:
— Несите его в поезд.
— А этого возьмем? — спросил молодой китаец, кивнув на Перхушу.
— Ты же уже знаешь, Хьюн, мой конь не любит мертвецов, — усмехнулся старший и с гордой полуулыбкой кивнул назад.
Китаец автоматически перевел взгляд по направлению его кивка. Там, метрах в ста от самоката стоял огромный конь, высотой с трехэтажный дом. Серый в яблоках, он был запряжен в санный поезд, везущий четыре широких вагона — один зеленый, пассажирский и три синих, грузовых. Укрытый красной попоной, конь стоял, шумно пуская пар из широченных ноздрей. Вороны кружили над ним и сидели на его красной спине. Белая грива коня была красиво заплетена, упряжь сверкала на солнце стальными кольцами.