— В котором часу зашел в дом?
— Где-то в половине десятого.
— Приблизительно в это время Матякина спустилась вниз из мезонина. Не видел ее?
— Нет, она не попалась мне на глаза. Чего таить, если б видел, сказал бы! Я сразу в столовую направился, после долгой прогулки захотелось плеснуть внутрь чайку. В столовой уж Яковлев с хранцузом посиживали. Лакей обслужил нас, принес чаю, остатки вчерашних пирогов, печенья. Посидели, поговорили и, насытившись, пошли в бильярдную… Играть-то я умею, только не шибко. Руку все никак не набью. Яковлев, вот кто в эвтом деле силен. Как начал шары в лузы загонять, смотреть — не оторваться!.. Видно, в уездном суде бильярд стоит, не иначе… Ну, а затем это столпотворение в мезонине… Ох, грехи наши тяжкие!.. И кто поднял руку на женщину? Какая такая скотина, ни дна ей, ни покрышки?
— Ступай… Постой, а где ж ты в бильярд играть научился?
— Гостиницу я недавно открыл в доме купца Ослина. Первым делом, стол в ней бильярдный поставил с добрым зеленым сукном… Приглашаю, Евстигней Харитоныч. Дворяне мою гостиницу уже жалуют. Стоит на видном месте, невдалеке Вознесенская церковь, базар. Ворота въездные широкие, два ледника рядом с домом. Закуска свежая, первый сорт! Вина на любой вкус!.. В гостинице печь израсцовая, буфет, десять столов, три дюжины стульев, две софы, два зеркала и прочее хозяйство. Мебель покрашена под красное дерево, загляденье! Словом, не хуже, чем у Болховитинова или Зиновьева…
— Тараканов-то вывел?
— Всех подчистую! Столько порошка на это дело ушло, жуть!..
— Понятно… Погоди, что соседский купец? Пить, поди, бросил.
— Куницын?.. Хм-м, брось он пить, все пошло б по-другому. Преставился, прости Господи ему все грехи! Петродарский сиротский суд меня назначил опекуном над оставшимся имуществом.
— Что ж осталось?
— Cлава Богу, дом цел и все, что в нем, тоже. А свечной заводик и крупорушку за долги описали.
Хитрово-Квашнин вздохнул и произнес:
— Ладно, Агапыч. Попроси сюда Леонида Игнатича.
Петин явился, сел в кресло и положил неизменный альбом на колени. Его добродушное лицо выглядело озабоченным. Посмотрев на Хитрово-Квашнина, он развел руками:
— Я было сунулся к Селиверстову, Евстигней Харитоныч, но он и слушать не стал. Отмахнулся как от назойливой мухи.
— Вы о чем?.. Ах, да! О вознаграждении. Не отчаивайтесь, ваше дело правое… Кого-нибудь еще осчастливили своим творчеством?
— Набросал портрет Бершовой в анфас. Получилось недурно, но ей не понравилось. Еле выжал пятерочку.
Хитрово-Квашнин потер мочку уха. Настойчивость в достижении цели у Петина была потрясающей. Получить деньги с людей, которые, по большому счету, едва себя узнавали на рисунках, было совсем непросто.