— Аграфена Васильевна, выходит, еще до убийства была не в себе, — пробормотал расследователь. — Что ж, можете отправляться по своим делам… Да, позовите сюда канцеляриста.
Тщедушный подъячий зашел в кабинет беззвучно, словно бестелесный дух. Хитрово-Квашнин ощутил его присутствие только тогда, когда он негромко кашлянул.
— А, Михаил Иваныч!.. Прошу, садитесь… Ответьте-ка мне на несколько вопросов… Вы провели ночь во флигеле?
— Да.
— А проснулись когда?
— Где-то в девятом часу.
— Чем занялись после этого?
— Долго нежился в постели, очень уж она мягкая и удобная. Написал письмо одному доверителю, просмотрел записную книжку.
— А когда оставили флигель?
— В половине десятого. Пошел в столовую, где уже сидел француз. Потом туда пришли Ларин и чета Петиных. Выпил три чашки чаю и отправился с Лариным в бильярдную.
— В мезонин поднялись, когда разнесся слух об убийстве?
Яковлев кивнул и проблеял своим дрожащим голоском:
— Боже мой, как жалко Лидию Ивановну!.. Такой милой была, общительной… Евстигней Харитонович, найдите этого душегуба!.. В Сибирь его, на рудники!
— Приложу все силы, Михаил Иваныч.
— Вот и Нестеровой не стало. Эх, Клавдия Юрьевна, Клавдия Юрьевна!.. Отложи она поездку, осталась бы жива… Мать Пресвятая Богородица, что творится в уезде?! Убивают белым днем!
Первым из корнетов в кабинет был вызван Горелов. Хитрово-Квашнин хорошо знал отца молодого человека, Андрея Саввича. Не раз бывал у него в имении, окруженном с трех сторон лесом, а с четвертой — рукавом речушки. Его всегда поражал барский дом отставного капитана. Деревянный, потемневший от времени, крытый тесом, он, спрятавшись под сенью берез и сосен, скорее походил на жилище лесничего, а не потомственного дворянина. Андрей Саввич признавал, что барский дом стар и ненадежен, однако и не думал его сносить или хотя бы затеять перестройку. «Мне эти деревянные стены дороги», — говорил обычно отставной капитан. — «Вот, уйду в мир иной, пусть тогда Антошка и занимается строительством».
— Что ж, Антон, как идет раздел имущества? — cпросил Хитрово-Квашнин. — Написал ли покойный — мир праху его! — духовное завещание? Легкомыслием он никогда не отличался.
— Отец сделал все, как следует, — проговорил одетый в доломан, ментик и узкие рейтузы юноша, удобно расположившись в кресле. — Двадцать душ крепостных и сто десятин земли в даче сельца Петровского отходят сестре Варваре, жене поручика Ценина. Триста десятин в даче деревни Гореловки и сорок душ крестьян остаются в нашем с сестрой Надеждой общем владении, пока она не выйдет замуж. Лес, сколько его будет по обмежеванию, разделен на три равные части. Особых споров между нами, слава Богу, не возникает.