Пушкин – Тайная любовь (Сидорова) - страница 173

После Петербурга и Одессы Александр Сергеевич ехал в свое опальное Михайловское с изрядной долей скепсиса и предубеждений в отношении провинциалов, в особенности – женщин. Свои мысли на эту тему он даже вставил было XVII строфой в четвертую главу «Евгения Онегина» – романа, пространство которого в его понимании непременно, как замечает он в письме А.А. Бестужеву тогда же, в конце мая – начале июня 1826 года, от автора «требует болтовни» (XIII, с. 180):

Вылил в строчки свою ссылочную досаду – то есть вволю «поболтал». И в конечном итоге все же вымарал эту несправедливость и пуще того – неблагодарность из белового текста. Ведь в псковской, а потом и тверской деревнях практически все окружение поэта отнеслось к нему с искренними интересом и сочувствием. Те же знакомые дамы и девушки старались как-то скрасить одиночество псковского отшельника – развеять его грусть, разделить его опасения и тревоги.

ПД 838, л. 100

ПД 838, л. 100

Клан Осиповых-Вульфов вообще сделал для опального поэта все, что только было в его силах и возможностях. И в серьезных, уже «неболтливых» стихах и письмах он с вечной благодарностью вспоминает свои поездки к этим своим друзьям в Тригорское и Малинники, Павловское, Берново, Голубово:

В «Лесной опушке» отображено общение поэта с его друзьями в селениях Псковской и Тверской губерний. Невысокая крайняя справа колючая ель, как записано в ее лапах, – сам малодоступный для любви своих деревенских барышень Александр Пушкин. Высокая, из-за своего роста вынужденная сутулиться при общении с поэтом вторая такая же елка – его друг Алексей Вульф.

Фрагмент ПД 838, л. 100

Пожилое сердитое «лицом» дерево лиственной породы на стройных маленьких ножках – деспотически-строгая по отношению к своим дочерям мать Алексея «Прасковья Осипова-Вульфъ»