Разумеется, она спала с ним. Мы решили. Так! Ну и, разумеется, он не имеет никакого права говорить что-либо по этому поводу. Но сознание, что ее верность, ее чистота, да, именно чистота, — все, что он принимал как должное и чем восхищался в ней, внезапно и навсегда ушло, было для Дугласа тяжким наказанием за его прошлые провинности. Он знал, как дорожила она своей верностью, теперь это стало делом прошлого.
И однако почти одновременно в сердце робко постучались две другие мысли. Во-первых, он понял, что его реакция, учитывая его собственное поведение, представляет собой отвратительную смесь лицемерия, ханжества и допотопного мужского гонора: «Что можно Юпитеру, того нельзя быку!» Во-вторых, он испытал облегчение. Очень просто: счет вдруг сравнялся, давая им возможность снова разговаривать на равных — словно они вернулись к моменту своего первого знакомства, когда оба имели за спиной одинаковый опыт, были одинаково готовы игнорировать прошлые увлечения друг друга. Однако все это было лишь предчувствие елея, который прольется в будущем на его раны, сейчас же Дуглас оказался в полной растерянности.
— Вот, значит, как, — сказал он, чтобы что-то сказать.
Мэри улыбнулась — на какой-то момент у него сделалось детски озадаченное выражение, которое она так хорошо помнила с первых месяцев их совместной жизни, — но тут же одернула себя. Линия поведения была ею выработана, и она от нее не собиралась отступать.
— Да, — сказала Мэри. — Значит, так.
Она встала и зажгла свет. Они находились в ее квартире, в комнате, до жути похожей на их прежнюю гостиную и в то же время совсем другой. Эта была наряднее, нравилась ему больше. Ему все нравилось здесь: сочетания цветов, расстановка мебели, ковры, картины и книги, порядок, покой.
— Мне до смерти надоело мое жилище, — сказал он.
— Я думала, оно тебе нравится. Как ты называл его? Келья. Вот именно. Монашеская обитель. — Она усмехнулась.
— О боже, — простонал он. — Действительно называл. Вполне в моем стиле. Да. Вообще-то это дыра.
— Что ты собираешься делать?
— Переехать сюда?
— Получилось это у тебя как-то крайне неубедительно, — серьезно и грустно заметила Мэри.
— Знаю.
— Ты правда хочешь этого?
— По-моему, да.
— Насколько я понимаю, ты все еще встречаешься с той женщиной. Почему ты не переедешь к ней?
— Не хочу.
— Бедненький Дуглас.
— Не такой уж бедненький. — Он встал. — Ладно. Ты хочешь, чтоб я ушел?
— А ты хочешь уйти?
— Таким путем, моя милая, люди доводят друг друга до умоисступления.
Дуглас подошел к Мэри, взял ее за плечи, твердо посмотрел на нее и поцеловал.