– У вас, Суламифь Михайловна, я слышала, с жильем проблема? – поинтересовалась она. – А почему бы вам не обратиться к известной меценатке Жене Долл? Она, кстати, экс-супруга Леонида Мясина. Женя очень богата, у нее несколько домов в Нью-Йорке. Там всегда поначалу останавливаются балетные перебежчики. Если разрешите, я ей позвоню…
Меня тронула участливость Киры.
Она действительно позвонила, как обещала. И Женя Долл широким жестом отвела нам половину третьего этажа в своем доме в районе Медисон-авеню и 80-х улиц. Самая сердцевина Большого яблока – так именуют старожилы Нью-Йорк. Вторую половину этажа уже несколько месяцев занимал Саша Годунов.
Я много слышала от Асафа о Леониде Федоровиче Мясине, который перед революцией, восемнадцатилетним московским юношей, уехал на Запад, где стал крупнейшим танцовщиком и хореографом. С Асафом они познакомились в начале 60-х в Брюсселе. Мясин тогда просил брата заняться балетом с его двенадцатилетним сыном, Лоркой Мясиным. А теперь взрослый Лорка, сам хореограф, приехав в Нью-Йорк, тоже жил, как и мы, у Жени Долл, но на четвертом этаже.
Спасибо, Женя, за великодушие!
От дома Жени Долл было рукой подать до Американского балетного театра (АБТ), который нашел тогда приют на 61-й улице. А значит, и до Люсии Чейз, по-русски Люси, его основательницы и бессменного директора на протяжении четырех десятилетий.
Люся сразу взяла меня под свое крыло.
Умная и отзывчивая, к тому же опытный менеджер, она с первого дня пригласила меня вести уроки и в самом театре, и в театральной школе. Тогда все это занимало несколько залов на 6-м этаже более чем скромного здания. Явно не объект для красивой почтовой открытки.
Но для меня приглашение Чейз обернулось подарком судьбы.
Американский балетный театр был и остается одной из самых интересных обителей классического танца в Соединенных Штатах. Люсия Чейз создала АБТ в конце 30-х из труппы Михаила Мордкина.
В 1923 году мне довелось увидеть Мордкина в Москве в прославленном номере-шлягере «Танец итальянского нищего». Прошло восемь десятков лет, а память хранит поразительное ощущение драматизма и страсти, которое создавал на сцене Мордкин.
Он выходил, высокий и красивый, в черном плаще и шляпе. Нищий просит подаяния, помогите, люди добрые, говорит его танец. Но нет в мире сострадания. Звуки бубна торопятся. На сцене сгущается отчаяние. И рождается вихрь танца, захватывающий все и всех вокруг: и человека в черном плаще, и его шляпу, и нас, зрителей…
Другой вихрь охватил страну и унес Мордкина от русской революции в Америку, где он основал балетную школу, а в конце 20-х – и собственную антрепризу Мордкин балле. Там среди балерин выделялась артистизмом, да и внушительным личным состоянием Люсия Чейз, благо принадлежит она к той самой династии, которую прославил банк «Чейз-Манхэттен».