Неведомая волна зла и ненависти вдруг подняла его на ноги, с каждой секундой он креп от этого, наливался силой от страшной догадки, и она подтолкнула его к действию.
— Вам что-то сказать захотелось? — так и впился в него мышиными глазками Фринберг и сверлил, высверливал ему нутро, словно почуял и пытался лишить его этих сил. — Хотите дать объяснения?
— Я?
— Вы, не я же.
Не только очки, зрачки этой серой мыши разглядел Арёл.
— Садитесь. Вы своё скажете в заключение. Следователи вроде собрались. Ждём Джанерти с Громозадовым…
— Мне бы выйти на пять минут? — Арёл осип, не узнав собственного голоса.
— Бывает, — по-своему понял и подло хихикнул Фринберг. Отрезков кивнул в знак согласия. — Ну, сходите, сходите. Только недолго. Пяти минут хватит?
«Ах ты, сука аппаратная… Поиздеваться вздумал!» — стиснув зубы, чтобы не слышали ругательства, вылетел Арёл из кабинета.
— Сильно прихватило! — захохотал Козлов. — Успеет добежать-то кавалерист? Ему бы кобылу!
— Язык-то прикуси! — рыкнул на него Отрезков, куривший одну папироску за другой.
— А вам что? Жалко стало? — огрызнулся Козлов. — Пакостят на службе, а потом у стенки — в штаны.
— Заткнись, говорю! — начал подыматься Отрезков.
— Товарищи, товарищи… — поморщился Фринберг. — Мы ещё не начали заседание. Поберегите эмоции.
Но не слышал всего этого Арёл. Сломя голову, мчался он в свой уголок, где коротал бессонные ночи, где читал книжки при большой луне и мечтал о мировой победе революции, рассматривая звёзды в распахнутом окне, считая их, чтобы заснуть, а не удавалось, переходил на подсчёт уголовных дел, что заволокитят опять следователи Морозов с Девяткиным и какое за это им придумать наказание… десятку требовать в суде подлецу Россомахину за то, что изуродовал жену, или ограничиться семью годами, так как сама Россомахина уже сбежала из больницы и притащилась в суд просить за мужа…
Вбежав в свой спальный уголок, он отдышался. Сунулась его рука в дальнее тёмное место под развалившийся почти диванчик, зашарила там осторожно сначала, но потом всё быстрее и судорожней. Пустоту хватали разом похолодевшие пальцы и внутри захолодало от нехороших предчувствий. Воздуха мало стало. Выбил он раму в окне, не почуяв крови от осколков, вздохнул полной грудью, опять зашарил под диваном…
Заветного сундучка не было, хотя он облазил все закутки.
«Неужели проведали и добрались сюда?! — забила его нервная дрожь, прятал он здесь дорогое своё именное оружие и никто не знал, кроме… кроме одного человека! Варьке наганом хвастал однажды, когда первый раз осталась та у него до утра, а он по пьяни рассказывал ей про героические свои подвиги. — Неужели она?..»