Странников затаил дыхание. Лазарь, как обычно, прокашлялся и, не здороваясь, приказал немедленно выезжать к нему. Этого Странников, научившийся извлекать уроки из неудач и поражений, только и дожидался.
Пропьянствовав и потеряв почти неделю, он теперь лихорадочно бросился навёрстывать упущенное.
Накупив ворох газет на вокзале и разместившись в вагоне, Странников заказал несколько стаканов чая, принялся за них. Интересовался передовицами и статейками с первых двух страниц. Вчитывался, пытаясь ухватить главное, снова и снова анализируя прочитанное, старался понять, что произошло нового в затянувшемся противостоянии двух партийных лидеров — Сталина и Троцкого. Он чуял недоброе, жгло от строчек газет накалом борьбы и бурей, готовой вот-вот разразиться.
Это ещё более расстраивало. Ночью сон его не свалил. Покачиваясь и трясясь на полке, — машинист, видно, порядком запаздывая, гнал паровоз, не снижая скорости даже на перегонах, — Странников мучился, ворочался с боку на бок, невольно перемалывал заново всё, что ему было известно о нескончаемой сваре двух вождей, захватившей теперь уже всю партию без остатка.
Думать было о чём.
Отношения Кобы[25] и Бронштейна[26] не заладились сразу, антагонизм возник задолго до того, как эти два известных в партии человека встретились воочию и не подали друг другу рук. Обострились — после смерти Ленина. Разные ползли слухи: что Ленина угробили врачи — евреи и немцы, война с которыми была свежа в памяти. «Доверить такого великого человека фрицам! — шумели по базарам. — Когда ж видано было, чтобы вождя добровольно отдавали под нож лютому врагу? Не иначе измена! И кто же до такого мог додуматься?» Другие болтали, будто вождь сам принял яд, чтобы не мучиться от сильных головных болей, а яд будто выпросила для него Крупская, которая вовсе не жена, а подруга и прислуга, приставленная к больному вместо сиделки. Самому Сталину и передала просьбу Ильича секретной запиской, так как больного давно отстранили от дел, вывезли тайно из Кремля и держали до самой смерти в какой-то деревушке, не подпуская никого, даже надёжных его товарищей: Ворошилова, Будённого да Калинина. Сталин, мол, командовал, грузин, он яд подсунул, избавив от мучений. Эта чушь с долями правды вперемежку гуляла по людским низам, баламутила умы. Тех, кто разносил её, хватали агенты ГПУ, и Трубкин сам допрашивал. Он перестал спать ночами, выискивая сочинителей или тайную организацию, но попадались ущербные, а то и совсем полоумные. Сажал всех без разбору и скидок, каждое утро докладывая Странникову возрастающее количество врагов народа.