Захара Северьяныча дома не оказалось. Часовой, сидевший на крыльце, взял у Александра плетуху с рыбой, сказал:
– Обожди.
Воронцов прислушался. В доме и в саду тихо, только где-то под сенцами петух сердито рычал на кур. В тени было ещё прохладно, но солнце уже нагрело росу и высушило отволгнувшие за ночь стёжки вдоль тынов. День обещался быть жарким. «В такое время в лесу не пропадёшь», – машинально подумал с тоской Воронцов и оглянулся на окна хозяйского дома. Погодя вышел часовой и подал ему пустую плетуху. Воронцов взял её, но часовой не отпускал. Усмехнулся в прокуренные бронзовые усы и сказал:
– С Лидкой едешь?
– Не знаю ещё. С кем прикажут. Моё дело – исполнять.
Часовой засмеялся. Воронцов почувствовал в его смешке недоброе: то ли непрязнь, то ли недоверие, то ли подозрительность.
– К ней тут многие сватались, – шевельнул тот бронзовыми усами. – Имей в виду. Врагов наживаешь. Отойди от неё лучше. Прими совет. Потом не пожалеешь. На Лидку тут охотников много и поважней тебя. Мало ли что ты ей приглянулся. Северьяныч может и раздумать. А за тебя никто не заступится.
– И ты, что ли, в охотниках ходишь? – тем же тоном пошёл в задир Воронцов.
– Мне она ни к чему. У меня баба есть. Своя.
– Своя? Или в примаках, подженился?
Бронзовые усы дёрнулись и уже добродушно засмеялись:
– Ладно, ладно. Не залупайся, курсант. Придавит она тебя к первой же берёзке. Но это всё же лучше, чем… – И часовой не договорил, махнул рукой.
– Ты из местных? – спросил его Воронцов.
– Нет. Но это значения не имеет. Здесь у всех права одни. Северьяныч так постановил.
– А как ты думаешь, такое долго будет продолжаться?
– Что ты имеешь в виду?
– А вот эта жизнь. Тишь, благодать. Фронт стоит. Самолёты не бомбят.
– По фронту соскучился?
Теперь Воронцов засмеялся в ответ.
– Подозрительный ты малый, – поправил ремень винтовки часовой.
– Чем же?
– А тем, что уж больно смирный и покладистый.
– Так ведь и ты такой же.
– Меня Григорием зовут. – И часовой, шевельнув бронзовыми усами, протянул ему широкую ладонь. – А Горелого ты всё же остерегайся… За ним уже числится. В спину стрелял. Но не доказали. С него как с гуся вода.
Перед тем как ехать на станцию, Лида завернула коня к своему дому.
Три рябины стерегли этот ещё свежий пятистенок, с северо-востока обнесенный светлой верандой с мелкими, замысловатыми шипками широких рам. Рябиновые грозди уже отяжелели, начали буреть, свешиваясь к самому штакетнику. Прошли через прохладные тёмные сенцы. Перед тем как отворить дверь в дом, Лида оглянулась на Воронцова, задержала шаг и улыбнулась в темноте.