Когда в трапезной появился отец, все поднялись. Прочитав короткую молитву, принялись за еду. Ели чинно, молча. Только когда все разошлись Анастасия сказала:
– Проездом из Москвы в Галич побывал у нас Шемяка.
– Дмитрий не в Звенигород, в Галич направился? – удивился Борис. – Скажи-ка, что их всех в одном месте собрало. Видать, недоброе замысливают. Накануне к отцу прикатил Васька Косой, теперь вот Шемяка. Как, княгинюшка, свет очей моих, с добром ли съезжаются?
Анастасия плечами пожала:
– Мне ль ведать, каки мысли у них. Одно и знаю, добра великому князю Василию не желают.
– Уж точно. Эвон, накануне в Москве у Ивана Старкова съезжались. Сказывают, там и князь Можайский пировал. А уж из него злоба так и прет.
Тверской князь фыркнул, головой покрутил:
– Чую, не успокоились братья, как бы не подбивали князя Юрия Дмитриевича на старое.
Княгиня рукой махнула:
– Свара – дело московцев, была бы Тверь жива в величии.
– То так, Настенушка, ягодка моя. Только я вот, едучи домой, о Смоленске, да иных городах, какие под Литвой и Речью Посполитой, вспомнил. Нам-то их не воротить, коль русские князья порознь тянут.
Княгиня на мужа посмотрела пристально:
– Я, княже, те сказывала, у меня о Твери все думы, а у тя, улавливаю, мысли все чаще о Руси единой.
– Так, Настенушка, без этого и Твери не бывать. Подомнут нас наши супротивники…
С тем и ко сну отошел тверской князь Борис.
Что братья Шемяка и Косой в Галич подались, так это великого князя московского Василия не встревожило. О том он даже не помыслил. Ну съехались, с отцом встретились, так кто же их в том обвинит. Это у матери, Софьи Витовтовны, подозрения всякие. Кому не ведано, что она и деверя своего, князя звенигородского Юрия Дмитриевича, не любила, и Шемяку с Косым во всех грехах обвиняла. Не потому ли на его, Василии, свадьбе с Марьей Ярославной с Косого пояс сорвалала?
Эта мнительность у матери, Софьи Витовтовны, от отца ее Витовта. Дед таким был. Сколько помнит себя Василий, литовский дед его не то что не любил, он даже не видал внука. А когда над Василием тучи сгущались, не то, чтоб помог, он даже не окрикнул на недругов внука.
Когда умер дед Витовт и начались драки за литовское великое княжение, Василию было безразлично, кто на него умостится. У него, московского великого князя, свои заботы. И когда его поддержал хан Золотой Орды, Василий уверенность почувствовал.
А тревоги матери, так это ее вечные тревоги и подозрения.
Ночью Василий сон увидел: чудище какое-то приподнимает лавку, на которой великий князь лежит. Приподняло и снова опустило.