* * *
Лето на осень повернуло, участились холодные дожди, омывшие поблекшие леса, дожди напоили первые озимые ростки на полях, сделали реки полноводными.
Громыхали последние грозы, когда Василий отправился в Лавру. Там в тихих молитвах, в долгих беседах с настоятелем Амвросием, греком, многие годы прожившим на Руси, великий князь чувствовал успокоение душевное и радость от общения.
Амвросий рассказывал Василию об Афоне, о монастыре, в котором прожил многие годы, о старцах, обитавших в нем.
И виделся князю тот Афонский монастырь, каменные ступени, ведущие на высокую гору, и море, синее, какому нет предела…
Давно приехал Амвросий на Русь и был посвящен в настоятели лавры еще митрополитом Фотием.
После долгих молитв в лавре Василий ел в трапезной наваристую уху и кулебяку с рыбой.
Как-то сказал великий князь настоятелю:
– Такой кулебяки, владыка, не едал я николи.
Амвросий улыбку в бороде погасил.
– Хлеба наши, великий князь, с молитвами испечены…
Карета катила лесной дорогой. Сырые ветки хлестали по ее стенкам, крупные дождевые капли срывались с крон, стучали по крыше. Впряженные цугом, кони гремели барками, редко переговаривались конные гридни.
Выехала карета из леса, и взгляду открылось село посада, лавра, обнесенная высоким тыном, ворота, распахнутые настежь, и церковь монастырская, а за нею кельи бревенчатые, и все это потемневшее от дождей.
Звонил колокол перед обедней, сзывая редких прихожан. Подошел к карете инок, помог князю выбраться. У входа в церковку на паперти Василия встретил настоятель.
* * *
По сосновым плахам Красного крыльца один за другим поднимались бояре и, не задерживаясь в просторных сенях, проходили в гридницу.
На боярах ферязи долгополые, рукавистые, золотой и серебряной нитью шитые, камнями самоцветными украшенные.
Минуя кресло с сидящим Василием, кланялись, рассаживались по лавкам вдоль стен.
Прошагал Старков, уселся, бороду лопастую выставил. Василий подумал, оговаривают боярина, поклепы льют, что он на него, великого князя, замахивается.
В гридницу вступил первосвятитель, архиепископ рязанский Иона, роста малого, но баса могучего. Не говорит, рокочет. Уселся в свое кресло, чуть ниже великого князя и вся Дума затихла. Василий сказал:
– Бояре думные, великое испытание послал Господь на землю русскую. Слухами недобрыми Москву и Тверь в распри втягивают.
Затихла Дума. Слышно, как ожившая в тепле муха вжикнула, забилась на верхнем оконце.
Но вот тяжко вздохнул старый боярин Трегубов:
– Осподи, напасти-то какие на землю нашу.
Сказал и сорвал тишину в гриднице. Заговорили: