– А верить ли в то?
– Аль ослеп и уши заложило! Трясло-то Москву!
– И как принять такое?
– Истину великий князь говаривает, землетрясение!
Василий к первосвятителю поворотился.
– Ужли я облыжье сказываю, владыка?
Иона голову поднял, не сказал, пророкотал:
– В словах твоих, сыне, суть.
Притихли бояре. А Иона продолжал:
– Господь Москве и Твери вести недобрые посылал: нас трясло, тверичи пожарами горели. Грешны мы, грешны. Пришла пора одуматься нам всем.
Замолчал, буравя бояр очами. Василий на Старкова поглядел. Сидит боярин, бороду выпятив.
И сказал великий князь:
– Мудры слова твои, владыка. Пора нам, бояре, утихомириться. И здесь, и в Твери. Полюбовно уговориться, ряду принять, кому что вершить в судьбах наших.
Заговорили, загомонили в гриднице:
– Что пора, то пора!
– Москве быть великой, княжеству Московскому!
– Москве ли, Твери, то как Господь выкажет, так тому и быть!
Вдовствующая великая княгиня встретила сына холодно и, когда Василий поцеловал ее худую, высохшую руку, поджимая губы, спросила сурово:
– То ли ты, Василий, на Думе без ума сказывал, то ли голову твою замутило. Как мог Москву с Тверью вровень поставить. Княжество Московское от времен прадеда твоего Ивана Даниловича над всей Русью встало.
Василий едва рот открыл, чтобы слово в свое оправдание вымолвить, как Софья Витовтовна сызнова накинулась:
– Бояр московских оскорбил ты, Василий. Аль того не узрел? Чать они подумали, великий князь с дуру речь ведет. И Иона хорош был, с тобой в одну дуду гудел. Ему бы о Москве говорить, а он понес несусветное.
Софья Витовтовна седой головой затрясла.
– Ты для Ваньки Старкова ноне единомышленник, речью своей медом его поил. А уж как о словах твоих прознает князь звенигородский, то-то возрадуется. Да и Шемяка с Косым друзей новых в Москве обретут.
Завздыхала, глаза слезящиеся протерла:
– Ох-хо-хо, в кого пошел ты, Василий. Те бы постриг принять, а ты на великом княжении сидишь.
Даст Бог, внук мой Иван, а твой сын, умом и волей тя превзойдет. – Отвернулась. – Ступай, слышать слова твои оправдательные не желаю.
Национальными бедами на Руси были пожары. Коли они случались, а такое бывало нередко, то выгорали не только деревни и села, в огне исчезали целые города. Пламя пожирало рубленые избы и дома, полыхали боярские хоромы и княжеские дворцы.
В ту ночь, когда трясло Москву, в огне выгорела Тверь. И напрасно метался великий князь Борис от пожара к пожару, огонь гудел, перебрасывался, охватывая целые районы.
Первыми пламя пожрало мастеровые слободы кузнецов, плотников, гончарников. Перекинулся огонь на торжище, загорелись лавки. Метался люд. От реки тащили воду, крушили топорами строения, растаскивали баграми бревна.