Но тут вдруг, алярм! Через семь лет ровненько (как раз и картину к тому времени закончил с покойной женой) Россетти требует разрешения на эксгумацию останков своей супруги. Для чего? Стихи забрать! А то что они там лежат, в самом деле, в гробу-то?!
Министр внутренних дел даёт разрешение, тетрадь из гроба достают. Состояние тетради за семь лет контакта с покойницей, скажем прямо, не вдохновляет даже кладбищенских сторожей. Тетрадь дезинфицируют, сушат и издают! Ба-бам!
Вот вам и чопорная стыдливая старушка Англия! Стихи, вызывающие приступ «компенсаторной некрофилии», пишет нам земляк Макиннис, удались!
Отсюда вывод. Роман нынешний должен быть тоже из гроба. С эксгумацией, скандалами и пикетами.
А затрат-то никаких. Ну, одна-две жены и оградки. Дальше всё само собой.
Говорил сегодня про эпосы.
Как нам всем известно, архаическая форма слова «эпос» начинается с согласного звука, подобного английскому w; латинское слово «vox», английское «voice» и русское «вопль» – исходно одного корня со словом «эпос».
Говорил сегодня про то, что невозможно перепрыгнуть собственную тень.
Ещё говорил про то, что миф об Одиссее завершается вовсе не коммунальным избиением женихов и воссоединением ветерана с верной женой. Согласно Аполлодору, Одиссей, вернувшись на Итаку, не закончил своё путешествие и, чтобы умилостивить Посейдона, отправился пешком, как ему советовал прорицатель Тиресий, через горы в Эпир, неся на плече весло. Одиссей должен был избавиться от проклятия, когда встретит людей, не знающих, что такое весло, никогда не видевших моря.
Почему я говорил именно об этом эпизоде? Потому что он прекрасно иллюстрирует наше нелюбопытство судьбами героев за рамками их эффектных действий. Нас вполне устраивает недоговорённость их судеб.
Почему она нас устраивает? Потому что за рамками эффектного действия следует уход героя, его смерть и забвение. Старенькие рыцари, истлевшие мушкетёры, плесневелые красавицы, трухлявые аргонавты, скрипучие бригантины, занесённые белым песком.
Почему я остановился в рассказе об Одиссее? Ну, пошёл он с веслом в горы, через Эпир, и… И навсегда, вероятно, ушёл, чтобы не возвращаться вообще. Понятно же, что встретить в Греции человека, который никогда не видел моря, невозможно.
А как сказать себе, что Одиссей загнётся со своим веслом на пороге кочевой войлочной юрты, в снегу?
Как нам всем прекрасно известно, перевод «Гамлета» поэтом Сумароковым по праву считается мной эталонным.
Во-первых, Александр Петрович Сумароков переводил «Гамлета» с французского языка, как бы намекая своим последователям, что если уж, господа, мой вариант проканает, то тогда уже не робейте, судари-сударики, атаманы-молодцы!