В очерк текстологии, опубликованный в 1928 году под названием «Писатель и книга» (переиздание 1959 года тоже стало библиографической редкостью), Томашевский не случайно включил большой, насыщенный примерами раздел о причинах ошибок в наборе и их продолжительном влиянии на судьбу произведения. Оперируя наиболее близкими ему фактами из опыта первых советских изданий русских классиков, автор последовательно проводил мысль, что тексты искажаются согласно определенным законам. Но какие же это законы? Советский ученый не остановился на общих формулировках, а детально, так сказать, «с привязкой к местности», показал: вот здесь, в этом месте надо опасаться ошибки!
Впервые с четких научных позиций был рассмотрен процесс набора («психология набора», по выражению ученого), проанализированы наиболее типичные ошибки наборщиков, предпринята попытка классифицировать опечатки. «Это — первая цепь искажений, которым произведение подвергается в печати, — указывал Томашевский. — Это — своего рода подводные камни, которые полезно знать и предусмотреть» [109, с. 52].
Наблюдения и выводы Б.В. Томашевского существенно помогли раскрытию «механизма ошибок» в печатном слове. Можно даже сказать, что он интуитивно нащупал тот путь исследования, который в современной научной литературе получил название вероятностного прогноза в речевой деятельности, обеспечивающего «преднастройку организма к действию» [116, с. 3]. Ученый справедливо писал, что совершенные ошибки не могут быть только предметом бесстрастного наблюдения, но должны послужить основанием некоторому опыту, прокладывающему путь к тому, чтобы они не повторялись. За этим утверждением, однако, следует важная оговорка: «Понятно, никакой текстолог не может надеяться создать такие условия, при которых книги будут печататься безошибочно, но всякий изучавший вопросы редакционного дела с точки зрения гарантий точности воспроизведения издаваемого может указать на причины появления ошибок и тем отчасти парализовать разрушающее культуру слова влияние факторов искажения» [109, с.30–31].
Идеи Томашевского, высоко оцененные его собратьями-филологами и послужившие плодотворным стимулом для развития науки о критике текстов, к сожалению, почти не отразились в текущей полиграфической практике. Возможно, помешало этому то обстоятельство, что работники двух указанных областей находились как бы на противоположных полюсах, несмотря на усилия академика Ф.Ф. Фортунатова еще в 1904 году привлечь «типографский люд» к решению одной из насущных филологических проблем — реформе русской орфографии. Буквально по пальцам можно пересчитать публикации, в которых хотя бы в частностях намечалось сближение между запросами науки и производства печатного слова. В числе их статьи Г. О. Винокура «Язык типографии» (1924) и А.А. Реформатского «Лингвистика и полиграфия» (1933).