Понимание пришло лишь недавно, когда я обнаружил, что мои рассказы на девяносто девять процентов являются чистым вымыслом, вызванным к жизни всевозможными фильмами, комиксами, стихами и эссе, страной Оз, Тарзаном, Жюлем Верном, фараоном Тутанхамоном и всевозможными иллюстрациями.
Просматривая этот сборник, я в очередной раз понял, как мне повезло, что я шел по жизни, впитывая на ходу метафоры.
Мне то и дело задают один и тот же вопрос: как вы приходите к своим идеям? Или, вернее, как эти идеи приходят к вам?
Много лет тому назад мне довелось участвовать в работе общества киносценаристов. Одним из первых фильмов, с которыми нам довелось работать, стала авангардная лента «Прошлым летом в Мариенбаде». Во время просмотра фильма киномеханик перепутал катушки, поставив десятую бобину после пятой. Никто из присутствующих не обратил внимания на его ошибку. Мало того, некоторые из зрителей сочли, что фильм стал лучше, чем при первом показе две недели назад! Нечего и говорить, что я тут же сел за написание рассказа «Полуночный танец дракона».
Рассказ «Quid pro quo» почти документален. Через сорок лет после моей первой встречи с одним симпатичным и невероятно талантливым автором мне довелось встретиться с тем, во что он успел превратиться за эти годы. Я был так потрясен его полнейшей деградацией, что через несколько часов «Quid pro quo» был готов.
Какое-то время тому назад я написал поэму под названием «Я – остаток биографий своих дочек», основанную на том обстоятельстве, что все бывшие приятели моих дочерей, их возлюбленные и женихи продолжают общаться со мной. Рассказ «Объедки» – о том же.
«Девятнадцатая лунка» – еще одна исполненная любви дань памяти моего отца, который вышел в отставку, чтобы иметь возможность играть в гольф пять дней в неделю. Как-то уже в сумерках я встретил его возле площадки для гольфа. Он собирал потерянные мячи в свою корзину. Эта сцена преследовала меня многие годы. И когда год назад призрак отца явился мне вновь, я должен был дать ему покой.
В 1946 году я нередко ездил вечерами на трамвае, идущем в Венецию. По субботам в него садились седовласые и почтенные участники балов, проводившихся в танцевальном зале Майрона. Они сходили с трамвая поодиночке или парами. Спустя пятьдесят пять лет, став таким же седым и старым, я попробовал в рассказе «После бала» разобраться, как же провели остаток ночи двое старых людей, вышедших вместе из трамвая на одной из остановок.
В университете, когда в мои руки попадали номера «нео-ренессансного» журнала «Coronet» (он стоил немалых денег, и потому о его покупке не могло идти и речи), я вырывал оттуда фотографии Штиглица