У неуверенности есть одна ужасная особенность: она делает нас наихудшими версиями нас самих. Она превращает нас в жестокие карикатуры на всё лучшее, что в нас есть. Она уничтожает сочувствие. Заставляет забыть то, что нас связывает ничто иное, как любовь.
Во время распада моих отношений с Руби, Целести поддерживала меня настолько, насколько могла. Но я не мог отделаться от ощущения, что она была отчасти рада тому, что всё разваливается с таким грохотом. Она утешала меня, хотя, возможно, мне куда больше было нужно, чтоб она (или кто-нибудь другой) сказала: «Франклин, ты жопа. Эта дерьмовая игра в холодно-горячо гарантированно оттолкнёт и святую.»
Но этого-то она и не сказала. Она держала меня за руку и убеждала в том, что я был чист словом и делом, а Руби была виновата передо мной куда сильнее, чем я перед ней. И я становился всё более угрюмым и злопамятным.
Руби заговорила о переезде от нас. Я создал для неё враждебное окружение и она, будучи вполне разумным человеком с головой на плечах, не хотела в этом участвовать. Однажды вечером, она сказала нам: «Я переезжаю. Я предупреждаю вас за месяц, так как знаю, что вы рассчитываете на меня при оплате счетов.»
Это ощущалось как удар под-дых. Я с трудом мог дышать. Я думал: «Как она может сделать такое со мной?» Вовсе не «Я плохо относился к ней, конечно она хочет уехать» и не «Я не говорю с ней о своих чувствах и ожиданиях, что я ожидал?», но «Как она может сделать такое со мной?» Удивительным образом, часто именно те люди, которые ведут себя в отношениях наиболее разрушительным образом, в наибольшей степени чувствуют себя жертвами. Боль, смешанная с ожиданиями, превращается в ядовитое зелье.
Я сделал встречное предложение: «Уезжай сейчас, тебе не придётся платить за аренду в следующем месяце». Больше всего на свете я хотел, чтобы она осталась, разумеется, единственное, что я мог сделать, так это предложить ей уехать.
Все эти годы я ничуть не сомневаюсь, что Руби любила меня. Я вижу это по тому, как она снова и снова тянулась ко мне, даже если я отворачивался от неё, как в прямом так и в переносном смысле. Я вижу это по тому, как даже после переезда она пыталась спасти нашу дружбу. Я слышал это в том, как она плакала, когда я сказал, что все наши проблемы, вся боль и неустроенность, были её виной.
Для того, чтоб отделаться от такой сильной любви потребовалось удивительно много труда. Любовь упорна. Она может расти на самой неприветливой почве. Любовь в чём-то похожа на одуванчик — уничтожить корни трудно. Но мне это удалось.