«Ох, погоди, я покажу тебе кузькину мать, дай только гостя в самолет посадить», – подумал Бестужев.
– Ишь ты, как тут всё серьезно, – произнес губернатор с несвойственной ему дурашливой ухмылкой. – Творческий акт, говоришь? Ну-ну, хорошо еще, что акт творческий, а не какой-нибудь другой.
Вместе с Карнауховым они на пару громко рассмеялись и двинулись смотреть картины, развешанные по стенам. Карнаухов был немногословен и взирал вокруг себя со снисходительной невозмутимостью. «Вот гад московский, – крутилось в голове у Бестужева. – Исключительно из-за него мы этой чушью занимаемся. А ведь это дело личное, частное. Хочешь свой портрет? Иди к художнику и заказывай, плати из своего кармана. Нет, ему надо обязательно через нас, лишь бы на халяву».
Рюмин в это время уже говорил по телефону:
– Вы где? Поднимаетесь? Хорошо, Анатолий Петрович. Не беспокойтесь, мы уже готовы.
Он сунул мобильник в карман и быстрым шагом подошел к лежащему на паркете перед мольбертом полосатому коврику, предназначение которого Бестужев понял только теперь.
– Прошу вас встать на этот пятачок, – обратился он к Карнаухову, указав обеими руками, словно стрелами, на коврик. – Смотреть надо в сторону мольберта. И огромная ко всем просьба во время сеанса воздержаться от разговоров.
Карнаухов неторопливо, сохраняя достоинство, встал на коврик.
– Что дальше? – спросил он.
Запиликал дверной звонок. Рюмин бросился открывать. В мастерскую вошел мужичок невысокого роста. Бросив всем короткое, деловитое «здрасте», на ходу снимая куртку, он прошагал мимо настороженного охранника в отгороженный угол.
– Анатолий Петрович, можно приступать, – объявил Рюмин.
– Погоди чуток, – отозвались за ширмой.
Все замерли в ожидании.
– Сейчас раздастся барабанная дробь, – сказал Карнаухов, переминаясь на коврике.
– И начнется цирковое представление, – подхватил губернатор.
Над мольбертом возникла физиономия Анатолия Петровича – простецкая, даже совсем не имеющая каких-либо следов вдохновения и творческой отрешенности, подобающих художнику. Он был похож на слесаря, который на днях менял дома у Бестужева кухонный смеситель.
– Ничего не поделаешь, процесс приходится организовывать, как любое мероприятие, без этого никак, – рассуждал Рюмин. Он встал возле мольберта перед Карнауховым. – Вы, главное, смотрите в мою сторону, пожалуйста. Вообще творческий акт напоминает обычное фотографирование, только несколько замедленное. Больше времени занимает подготовка, но это уж наши проблемы.
– А это не больно? – спросил губернатор под общий смех.
– Готово! – раздалось громко за ширмой.