– Ты права. Права, как всегда. Ну-ка, давай, напомни, какие трусики ты носила, когда была школьницей?
К горлу подступила тошнота.
– Что с тобой, Джонс?
– Видишь ли, мне что-то не хочется рыбы. То есть категорически не хочется. Может, они бы запекли для меня картофелину-другую, а?
– Пойми, Джонс, «Нобу» – японский ресторан. Они не подают в качестве закуски ни печеную картошку, ни рулеты с джемом, ни пироги со свининой – ничего в этом духе. Ты заказала восхитительного лосося, маринованного в мисо-пасте, водорослях и саке по рецептуре, которой четыре сотни лет. Ну так давай, ешь его, не упрямься. Будь хорошей девочкой.
Все мои силы сосредоточились на том, чтобы проглатывать и не выпускать обратно кусочки «восхитительного лосося»; поэтому, когда швейцар распахнул передо мной дверцу Дэниеловой машины и оттуда пахнуло свежей кожей, факт наличия во мне младенца все еще не был преподнесен Дэниелу, даром что сам младенец успел вступить в конфронтацию с «восхитительным лососем».
– Чудесный вечер, – пробормотал Дэниел, нажав какую-то кнопку на приборной панели, отчего «Мерседес» с ревом рванул с места.
– Дэниел, я должна тебе кое-что…
«Восхитительный лосось» устремился вверх по пищеводу.
– Днл, стнв мшну, – пробулькала я полным ртом рвотных масс, сдерживаемых только моими ладонями.
– Извини, Джонс, не расслышал.
Все. Свершилось.
– Боже всемогущий! Джонс, что происходит? Фу! Кошмар! Ад кромешный. Какого дьявола?.. – заорал Дэниел, когда рвота, брызнув сквозь мои пальцы, равномерно распределилась по жемчужно-серому интерьеру.
23.00.Моя квартира.
Прости меня, доченька; прости за все. Мамочка исправится, честное слово. Не волнуйся, отдыхай у мамочки в животике. Мамочка сама все сделает. Нас с тобой ждут отличные времена. А пока мамочка позвонит твоему дедуле.
Суббота, 14 октября
Папин клуб, Лондон.
До чего славно было повидаться с папой! Я все ему рассказала, а он взглянул на меня своими добрыми и мудрыми глазами и крепко-крепко обнял. Мы сидели в библиотеке, среди старинных фолиантов, карт и глобусов, перед камином, который топится углем, в кожаных креслах, которые самой своей потертостью как бы говорят: «И это пройдет».
– Знаешь, папа, я себя какой-то шлюхой чувствую. Или теткой из шоу Джерри Спрингера – одной из тех, что с собственными внуками спят. Кстати – хочешь животик пощупать?
– Ах, милая, все мы недалеко ушли от героев шоу Джерри Спрингера.
И папа с нежностью и волнением погладил свою будущую внучку.
– Я сам не уверен, кто твой отец – я или тот молодой викарий, которого сорок лет назад к нам в приход определили.