Самородок (Беседина) - страница 3

– Так что, Михаил, ты не спорь со следователем, но и не подписывай никаких бумаг. Иначе тебе крышка.

Лёва на допросах не спорил, ничего не доказывал, ничего не подписывал. Часто бывал бит. А после очередной встряски садился в свой угол, долго молчал.

Потом подсаживался ко мне и начинал разговор. Он как старший брат заботился и опекал. Я сначала молча слушал. Потом понемногу стал отвечать. Потом принял дружбу Лёвы.

– Михаил, жизнь обрушилась, но не закончилась. Я понимаю, трудно духовно подняться над обстоятельствами этой жизни. Но главное – сохранить себя, своё человеческое достоинство и не свихнуться. Ты удались, Михаил, удались душой отсюда. Тебе через десять лет будет тридцать семь. Мы выйдем, нам ещё жить можно ого как! Любить, детишек растить, миру радоваться.

Я автоматически повторил: «…обрушилась, но не закончилась». И вдруг дошёл смысл этого.

– Лев, ты, правда, так думаешь? Будем держаться?

– Конечно, будем держаться. И к хренам собачьим этих… Мы сами по себе, они сами по себе.

С этого времени я стал безразличен к ходу следствия и допросам. Я отказывался подписывать протокол допроса и признать себя виновным. Следователь злился и хотел любым способом сломить, посылал в карцер.

В эту узкую каменную коробку без окна я умещался с трудом. Деревянная полка для сна, закреплённая в стене, могла уместить человека среднего роста. А я был несколько длинноват. У противоположной стены – маленькая железная полка, служащая столом. Расстояние между полками такое, чтобы арестант мог встать и сесть. Это – ширина бокса. Протянул руку – и достанешь до железной двери с глазком и окошечком. Я воспринимал карцер как стоячий гроб. Вентиляции днём нет. Примерно через два часа начинаешь задыхаться. В железной двери, у пола, я заметил маленькие дырочки. Попробовал сесть на пол, чтобы ухватить каплю воздуха. Невозможно, места не хватает. Да и дежурный заорал: «Нельзя!» Дежурный заглядывает в глазок примерно каждые полчаса. Когда видит, что у заключённого совсем мутится сознание, он открывает дверь и говорит: «Ну, пошли в сортир». Пока заключенный идёт до сортира и находится там – он дышит. Дверь бокса открыта, воздух входит туда. Затем всё повторяется. После отбоя включают вентиляцию. Смерть заключенного от удушья не предполагалась, только пытка. За этим процессом обязан был следить часовой.

Карцер чуть меня не сломал. Я понял, в карцере нельзя себя жалеть, нельзя позволять никаких отрицательных эмоций, особенно возмущения и гнева. Именно этого добивались мучители. Человек ломался через гнев, возмущение, обиду, тоску.