Сидя у окна вагона, Александр и Александра Шуреповы вглядывались в просторы России. Вот вдалеке на поляне мимо проплывал огромный и величавый дуб-великан, которому то ли осколками авиабомбы, то ли взрывной волной оторвали руки-ветви. Исполинское древо, некогда краса поляны, стояло безруким инвалидом и с живой, не деревянной завистью, а может, с чувством собственного достоинства глядело на чудом оставшуюся целехонькой стройную березу, расположенную рядом.
«На войне как на войне — сплошные ли только случайности? Наверное, да и нет! Могла пострадать береза, но дуб словно заслонил ее, приняв своей могучей кроной удар на себя, — размышлял подполковник Шурепов. — В жизни людей тоже так бывает. А вот я не мог заслонить от удара судьбы свою семью. Сашенька нашлась, а дочурок нет…
Где они сейчас? Может, и в живых уже нет? Нет, нет и еще раз нет… Верю в благополучный исход… мы обязательно встретимся и будем вместе радоваться жизни».
— Какая же Россия большая! — воскликнула Александра Федоровна, когда они преодолели только половину пути к новому месту службы супруга.
Поезд летел на всех парах, оглушая просторы пронзительными свистками, минуя безлюдные разъезды и полустанки. Вагоны не менялись, менялись только паровозы на узловых станциях. За две недели эшелонной болтанки поезд прибыл на станцию Чита. Здесь поменяли локомотив и паровозную бригаду. Стояли почему-то долго из-за разгрузки некоторой боевой техники. Здесь, в Забайкалье, находился базовый район для удара по Квантунской армии в 1945 году.
Знаменательно было узнать и то, что отсюда, из Забайкалья, двигались сибирские и дальневосточные полки и дивизии, которые в 1941 году существенно помогли отстоять Москву и в ходе контрнаступления сделать отмашку для всей армии — немца бить можно!
Для того чтобы размять застоявшиеся мышцы, вчерашние спортсмены и рекордсмены Александр и Александра Шуреповы вышли из вагона вместе с другими офицерами и их немногочисленными женами.
Напротив военного эшелона стоял куцый товарняк с двухосными коричневыми арестантскими вагонами. В зарешеченные окошки, находившиеся высоко — почти под потолком вагонов-камер, выглядывали бледнолицые арестанты. Они периодически менялись, припадая к свежему воздуху свободы и весенней синевице неба.
Один из вагонов был заполнен слабым полом. Из оконных амбразур обстреливали жадными глазами перрон и составы с военнослужащими уставшие лица женщин. Они были молодые и пожилые, веселые и грустные, уставшие и внешне бодрые.
И вдруг из одного вагона вырвался глухой и раскатистый горловой звук: