– А о чем речь? – тихо спросил я у Лайлы.
– Как так вышло, что у меня случилась ремиссия.
– Понимаю, что дело щекотливое, – поморщилась Линн. – Просто мне кажется, что пришло время для откровенности.
Непроизнесенные слова повисли в воздухе. Пока эти слова еще не обрели форму, но я уже приготовился ловить каждое из них. Как мы сумеем снова добиться этого? Как быстро можно будет все организовать?
– А я не поставлю вас в щекотливое положение, Линн? Какой смысл во всех этих разоблачениях?
– Я не слышала ни об одном случае болезни Хантингтона, где бы наблюдалась ремиссия, не говоря уже о ремиссии, продержавшейся пять лет. Я теряюсь в догадках, Лайла, но дело даже не в этом. То, что они сделали с вами, является ключом ко всему происходящему. Когда я узнаю об этом, мы будем примерно понимать, чего ожидать дальше.
– Все равно ничего не выйдет, – вздохнула Лайла.
Теперь она сидела на своей койке, выпрямившись. Из ее носа уже не торчала кислородная трубка. Цвет лица был получше. Я размышлял о словах врача об антибиотиках. Не имею ли я к этому какое-то отношение?
– Один американский врач пролечил меня стволовыми клетками в мексиканской клинике. Сейчас он сидит в тюрьме.
– И больше вы ничего не знаете?
– Почему же? Знаю. – Вопрос врача одновременно рассердил и обидел Лайлу. – Невролог, делавший операцию, впрыснул полипотентные стволовые клетки в базальное ядро головного мозга.
– Какой вид хирургии?
– Стереотаксический.
– Сколько процедур?
– Две. Мне после первой же полегчало, а после второй началась ремиссия.
Спустя несколько секунд на лице Линн отразилась глубочайшая обеспокоенность. Глядя в пол, она покачала головой.
– До таких операций нам еще лет десять, Лайла, может, даже дольше.
– Мне все равно нечего было терять, – пожав плечами, произнесла Лайла, – в прямом смысле этого слова.
– Они впрыснули вам в мозг какую-то жидкость и сказали, что это стволовые клетки. С таким же успехом это могла быть туалетная вода. Вы бы не узнали.
– Ну, если бы я умерла, значит, умерла. А какой смысл мне было жить? Десятилетия медленного угасания. Это того стоило. Я получила пять лет полноценной жизни.
– Но… – произнесла Линн, явно пребывая в нерешительности, а затем запнулась, видимо, передумав.
Лайла вздохнула и принялась разминать шею, наклоняя ее в разные стороны.
– Да, Харуто лечился тем же. Не знаю, что пошло не так. Это была наша вторая процедура, но его организм повел себя по-другому, не так, как мой. Харуто так и не очнулся после операции. Я решила, что или врач допустил ошибку, или проблема была в анестезии.