– Это не для нее, вы и сами понимаете, – раздался еще один женский голос. – Раболепство сплошное, угодничество, задницу готовы целовать. Все гости губы в трубочку складывали, лишь бы почувствовать вкус денег Файерфилдов, которые стоят за этим ребенком, – а это послаще будет, чем твой морковный кекс, Берта. – Послышалось гортанное хихиканье, после чего она продолжила: – Нельзя судить девочку за то, что ее вывернуло наизнанку. Нелегко сознавать, что у тебя совсем нет друзей.
– А от меня не дождетесь, чтобы я ее жалела! – резко бросила Минди. – Помяните мои слова, миссис Файерфилд из-за этого уволит кого-то из нас. Говорю вам, эта девчонка – настоящее проклятие. Все ее гувернантки и учителя и года с ней не продержались. Только начинает к ним привыкать, а его уже выгнали. С таким человеком сблизишься – и тут же обожжешься.
– Бедняжка так одинока. А ребенок этот и мухи не обидит, – мягко заметила Берта, скрестив на груди руки. – Мне жаль ее. С утра до ночи – сплошные уроки. Ей не позволяют иметь друзей или подруг для игр. И посмотрите, с кем ей приходится жить! С дядей, который бросит ей подарок, погладит по головке – и уехал себе, и тетей, от одного взгляда которой у черта в аду хвост отмерзнет!
– И что в этом такого ужасного? – фыркнула Минди. – Подумать только, она за всю жизнь ни разу грязной тарелки не вымыла и кусочек тоста себе не приготовила!
– В тяжелом физическом труде нет ничего постыдного, и ты это знаешь. Может, ты хочешь с ней поменяться местами?
Та промолчала.
– Конечно, не хочешь, – с упором сказала Барта. – Это не жизнь для ребенка. Такой жизни я и собаке не пожелала бы.
Послышался звук передвигаемой по кухонной стойке чашки и ответ Минди, вставшей с табурета:
– Что ж, может, сейчас Леонора и выглядит милой и невинной, но вырастет она такой же противной, как миссис Файерфилд, вот увидите!
Вжавшись в стену, Леонора снова и снова прокручивала в голове эти слова, едва ли заметив, что шум в кухне начал стихать. Свет выключили, и светлая полоска у ее ног пропала. Дверь в помещение для слуг закрылась, в замке щелкнул ключ. Она в последний раз слышала голос Берты, поварихи, которая подсовывала ей сладости и обнимала своими пухлыми теплыми руками, в последний раз слышала, как эта добрая женщина защищает ее. Потому что ее тетя уже решила уволить Берту, обвинив в случившемся с Леонорой кекс, слишком тяжелый для детского желудка. Девочка вспомнила предостережение служанки: «С таким человеком сблизишься – и тут же обожжешься», – и ее захлестнуло чувство вины и стыда.