Он пробыл в городе уже некоторое время, прежде чем семейство Ривенхолл обратило внимание на его существование. Его знакомые (коих Хьюберт презрительно окрестил бандой дураков) не принадлежали к числу их друзей, и только познакомившись в «Олмаксе» с Софи и станцевав с нею контрданс[51], он предстал перед ними во всем блеске своей личности. Дело в том, что лорд Бромфорд, оказавшись нечувствительным как к красоте Сесилии, так и к достойному выбору своей матушки, решил, что именно Софи станет ему подходящей женой. Он явился с визитом на Беркли-сквер, причем в тот самый момент, когда Хьюберт и Селина находились у леди Омберсли. Он пробыл у них полчаса, успев за это время поразить хозяев сведениями о растительном мире Ямайки и влиянии камфарной настойки опия на человеческий организм, и они внимали ему в ошеломленном негодовании до тех пор, пока в комнату не вошла Софи. И только тогда пелена спала с их глаз: они наконец осознали, с какой стати его светлость вдруг решил почтить их дом утренним визитом, и их скука сменилась нечестивым злорадством. В мгновение ока неудачливый кавалер Софи стал тем прочным фундаментом, на котором наделенные живым воображением молодые люди принялись строить самые несуразные измышления. Стоило какому-нибудь уличному певцу громко запеть на площади, как Хьюберт или Селина провозглашали, что это лорд Бромфорд дарит Софи серенаду. Когда же он целых три дня вынужден был провести взаперти в своей квартире, страдая желудочным расстройством, они заявили, что он дрался на дуэли из‑за ее прекрасных глаз. А бесконечный роман о его похождениях в Вест-Индии, творчески дополненный и живописно разукрашенный бойким воображением трех молодых людей, превратился в нечто настолько возмутительное, что вызвал протесты даже у леди Омберсли и мисс Аддербери. Впрочем, леди Омберсли, хотя и осуждала подобные игривые и насмешливые излишества, сама изрядно изумлялась настойчивости, с какой лорд Бромфорд преследовал ее племянницу. Он взял за правило появляться на Беркли-сквер под самыми смехотворными предлогами; каждый день он прогуливался по парку в надежде подстеречь Софи и добиться приглашения сесть в ее фаэтон; он даже приобрел какую-то породистую клячу и каждое утро разъезжал на ней взад и вперед по Главной аллее, мечтая встретить Софи, когда она будет выгуливать Саламанку. Удивительным образом ему удалось убедить свою матушку свести знакомство с леди Омберсли и даже пригласить Софи на концерт античной музыки. Он не обращал внимания на насмешки и пренебрежительное отношение, а когда его родительница намекнула ему, что из Софи едва ли получится подходящая для серьезного мужчины супруга вследствие исключительной фривольности ее нрава, он заявил, что ничуть не сомневается в своей способности направить ее мысли в более благоразумное русло.