Но как ни было приятно это помещение для больного, оно оказывалось не столь отрадным для выздоравливающего, в чем Аллан и не замедлил убедиться. Когда он смог встать с постели, то увидел, что окно было снабжено толстой железной решеткой и выходило на небольшой мощеный двор. В этом обстоятельстве не было ничего необыкновенного, ибо в большей части старых домов на границе встречались такие же решетки. Но, кроме того, он заметил, что входя в его комнату и выходя из нее, ее запирали на ключ с большой тщательностью. Он наконец заявил старому служителю о своем желании уехать, но старик не дал ему положительного ответа, не поговорив с девицами Артуре. Повидавшись со своими гостеприимными хозяйками и поблагодарив их, Аллан повторил ту же самую просьбу. Они отговаривались его недостаточным выздоровлением. Тогда он решительно заявил, что ему необходимо отдать письмо Лэрду Озер.
Сестры пошептались.
– Мы желали бы, чтобы вы побеседовали с отцом Бонавентурой, достойнейшим святым человеком.
«А! – подумал Аллан, – они хотят обратить меня».
– Что ж, если это доставит вам удовольствие, – сказал он, не желая огорчать старых дев, приютивших его в болезни, – я готов.
– Его эминенция, я хотела сказать, отец Бонавентура, сам хотел поговорить с мистером Алланом.
– Его эминенция! – повторил Файрфорд с удивлением, – значит, он стоит высоко в иерархии Римской церкви! Я думал, что этот титул дается только кардиналам.
– Он еще не кардинал, – отвечала Серафина, – но могу вас уверить, мистер Файрфорд, что звание его так же возвышенно, как и те качества, которыми небо наделило его.
– Полно, сестра, пойдем. Какое дело мистеру Файрфорду до звания отца Бонавентуры! Только помните, сударь, что отец привык, чтобы с ним обращались самым почтительным образом и, конечно…
– Идем, сестра, – сказала Серафина в свою очередь. – Мистер Файрфорд хорошо знает, как ему вести себя.
– Действительно, нам пора удалиться, – прибавила Ангелика, – его эминенция идет…
Она проговорила это почти шепотом, и когда Файрфорд начал было уверять, что каждый гость его почтенных хозяек будет встречен им с уважением, она пригласила его к молчанию, приложив палец к губам.
Послышался шум шагов в коридоре. Обе сестры стали у дверей в самой почтительной позе.
Наконец вошел отец Бонавентура. Это был человек лет под сорок, а может быть, и больше. Заботы и огорчения придавали ему вид преждевременной старости и задумчивости. Черты лица были исполнены благородства. Он был в светском платье, но покрой и цвет одежды придавали ему серьезность, а на шляпе носил он кокарду. Обстоятельство это не удивило Файрфорда, ибо он знал, что католические священники часто надевали военный костюм, прибывая в Англию, чтобы устранить от себя неприятности.