Я горячо поблагодарил его за оказанную услугу, и молчаливый товарищ мой, кивнув головой, собирался уже предоставить меня воле моей судьбы, но я попросил его завершить доброе дело, указав мне дорогу на Шеффердс-Буш.
– На Шеффердс-Буш! – повторил он. – Здесь не менее трех миль, и если вам незнакома дорога, то вы легко можете свернуть себе шею. Дорога трудная, особенно для молодого вертопраха.
Я попросил его указать мне какую-нибудь гостиницу, где я мог бы провести ночь, и прибавил, что щедро вознагражу того, кто окажет мне эту услугу. Незнакомец не ответил ни слова, притворившись равнодушным, поворотился и пошел по дороге, которую, как мне показалось, он указал жестом.
Вскоре, однако, его звучный голос коснулся моего слуха.
– Остановитесь, молодой человек, остановитесь! – кричал он, – вы уже успели сбиться с дороги. Меня удивляет, что ваши родители отпускают такого ветреника без надежного провожатого.
– Может быть, родители и не сделали бы этого, если бы они у меня были, – отвечал я.
– Я не привык принимать у себя незнакомых, – сказал он, – но так как вы, во-первых, не знаете дороги, во-вторых, рискуете встретиться с недобрыми людьми, то я считаю необходимым сделать исключение из общего правила и предложить вам ночлег на сегодня.
Я вздрогнул невольно при этом не совсем радушном приглашении, но превозмог себя и поблагодарил незнакомца.
– Надеюсь, – сказал я, – что посещение мое не обеспокоит ваше семейство, – и вторично дал понять, что охотно готов предложить вознаграждение.
– Посещение ваше, конечно, принесет мне немного беспокойства, – отвечал он, – но деньги не могут служить для меня вознаграждением… Одним словом, я не трактирщик.
Я извинился и, по его приглашению, снова влез на круп лошади.
Мы поскакали. Собиралась буря, ветер начал свистать, и до нас доносился шум прилива.
Наконец мы достигли узкой и глубокой долины. При свете луны, показывавшейся иногда из-за туч, я видел только утесы и редкие деревья. Мы спускались по извилистой и крутой дороге, но ни темнота, ни неровность почвы не уменьшали быстроты бега вороной лошади.
Вскоре предстали пред нами две или три хижины, из которых одна показалась мне лучше, нежели обыкновенно строятся они у крестьян в этой части Шотландии. Окна были со стеклами, а отверстия в крыше показывали наличие мезонина. В темноте нельзя было различить местности, но шум воды свидетельствовал о близости реки, и местами обрисовывались силуэты деревьев.
Но мне было некогда делать наблюдения, ибо по свистку моего спутника появились мгновенно у двери главной хижины мужчина и женщина, сопровождаемые огромными ньюфаундлендами. Женщина тотчас же удалилась, заметив постороннего. Мужчина с фонарем в руке подошел молча, взял за поводья лошадь и повел ее, без сомнения, в конюшню, в то время как я последовал в дом за своим спутником.