Мишарин встревожился, засуетился, хотел куда-то звонить, но я его остановил.
– Не надо, мне уже лучше, – солгал я, представив, как сюда сейчас набежит куча медперсонала. Он мне не очень поверил, но, видимо, вся эта медицинская суета и его не устраивала.
– Вам правда лучше? – для очистки совести спросил он.
– Правда. Во всяком случае, я справлюсь своими силами.
Он дал мне немного времени, чтобы прийти в себя, а потом потребовал все рассказать. Именно потребовал. Но я был не против. Подозреваемым Мишарин быть перестал, а в его помощи я очень нуждался. Мне нужен был человек, способный дать объективную оценку происходящим событиям.
Я начал свой рассказ с самого начала, с прошлого воскресенья, с того момента, как увидел фотографию тридцатилетнего Стаса. Мишарин слушал очень внимательно. Ни разу не перебил, но под конец моего повествования не в меру разволновался.
– Плохой я врач! – воскликнул Евгений Павлович. – Я должен был с самого начала понять, что в болезни Бориса Стотланда что-то не так. Все лечение было построено неверно.
Мишарин взял трость, механически, не осознанно и опять принялся постукивать ею по земле.
– Он постоянно рассказывал о своих перемещениях в будущее, приводил доказательства, а я принимал все это за болезненный бред, – продолжал сокрушаться он.
– Вас можно понять, – попытался я его утешить, – все это действительно похоже на бред. Но что вы сейчас думаете? У вас есть какое-нибудь объяснение тому, что происходит? Каким образом методика Сотникова могла повлиять… могла пробудить способности к предвидению, что ли?
– Не знаю. Пока не знаю. – Мишарин в задумчивости стал выстукивать тростью какой-то ритм, и тут я с ужасом его узнал – это был ритм «Колоколов».
– «Black Sabbath»? – полузадушенным голосом спросил я – дыхание перехватило.
– Что? – не понял Мишарин и с удивлением посмотрел на свою трость. – А, да. – И по моему мрачному взгляду догадавшись, о чем я подумал, усмехнулся: – Когда-то это была моя любимая группа, я Алевтину на нее и подсадил.
Прекрасно! Он подсадил Алевтину, я… впрочем, Стаса я на нее подсадить не успел.
Он вдруг грустно улыбнулся и запел «Черный шабаш», прекрасным, поставленным голосом на чистом, грамотном английском – вот откуда у Алевтины ее таланты, – но сам себя оборвал.
– Я не знаю, что происходило на сеансах Сотникова, – Евгений Павлович с отвращением произнес фамилию своего зятя, его даже передернуло, – но постараюсь приложить все силы, чтобы узнать.
– В кабинет Сотникова вас никто в ближайшие дни не пропустит, – возразил я. – А его рабочий компьютер и всю документацию забрала прокуратура.