– Боже! Боже! Боже! – беспомощно причитая, поднялась Селина. Смысл его слов стал абсолютно ясен, но бежать было некуда: индеец смотрел с легкой, чуть печальной улыбкой.
Он положил руки ей на плечи и заглянул в глаза. В это мгновение в сознании промелькнули все ужасные слова, сорвавшиеся с губ за долгие месяцы тяжелого пути, и вдруг нахлынул новый приступ ужаса. Ладонь сама потянулась к животу.
Индеец поднес к груди сомкнутую в кулак ладонь.
– Дети чувствуют любовь в сердце. Твой малыш знает, что Белый Орел его любит. И все люди тоже любят.
В душе вспыхнул огонек надежды. Значит, с ребенком не случится ничего плохого.
Чего только она ему не наговорила! Селина нервно рассмеялась и, пытаясь скрыть смущение, прижала ладони к пунцовым щекам.
Белый Орел склонил голову, показывая, что не понимает.
– Прости, мне так жаль! Что-то приходило в голову, и я болтала не задумываясь. – Селина вспомнила, как с милой улыбкой сыпала грязными ругательствами. – Наговорила всяких глупостей. Так стыдно!
– Говори медленно.
– Да, хорошо. – Селина вздохнула с облегчением. – Может быть, ты не все понял. Хочется верить. Главное, чтобы не понял тех ужасных слов, которые леди никогда не должна произносить.
Лицо горело, и она снова прижала ладони к щекам.
– Пожалуйста, скажи еще раз, что мой ребенок в безопасности.
Индеец кивнул.
– Дети принадлежат всей деревне. Ни одно дитя у нас не остается без отца или матери. Никто и никогда не обидит малыша.
Ответ прозвучал свободно, уверенно и… на прекрасном английском языке. Селина не смогла скрыть изумление.
– Как случилось, что ты вдруг заговорил так легко и правильно? Твой английский так же быстр и свободен, как мой. Да и акцент почти незаметен.
Белый Орел едва заметно улыбнулся и вернулся к убогому, искаженному варианту.
– Лучше, чем дед. Три года жил с человеком из Бостона, ловил бобров. Он дал книги.
– Значит, ты и читать умеешь. Пожалуйста, говори хорошо.
– Как пожелаешь.
– Не могу понять, зачем понадобилось так упорно скрывать знание языка? Я же тебе не враг – в том смысле, о котором говорил дедушка.
– Если бы ты знала, что я все понимаю, то держала бы мысли при себе. Куда мудрее затаиться и внимательно слушать излияния твоей души, плач сердца.
С запоздалым раскаянием Селина вспомнила все, что успела наговорить за долгие-долгие дни трудного пути.
– Да уж, было что послушать.
– Я узнал в тебе женщину – сильную, как земля, и глубокую, как река. Ты поняла меня в моем молчании, а я понял тебя в твоих громких жалобах. И научил обращать внимание не только на слова. Смотришь в глаза, и они говорят с тобой. Тело движется и тоже подает знаки. Теперь ты умеешь разговаривать без слов и чувствуешь мир почти так же, как чувствую его я.