С трудом подбирая слова, Тревор на миг замолчал, тяжело перевел дух и снова заговорил.
– Знаю одно: как только мы с Жизель оказались в конюшне, вся затея – включая и ее саму – вызвала отвращение. Все мысли сосредоточились на тебе и на проведенном вместе утре. Я был пьян, зол и сгорал от ревности, но как только увидел тебя, одумался и прекратил глупую игру. Ничего не могло случиться, потому что думал я лишь о тебе. И вдруг ты вошла. Я понимал, как постыдно выгляжу, чувствовал себя виноватым, нелепым, беспомощным, и оттого злился еще больше. Как только ты ушла, я сказал мадам Бодерье, что не хочу больше ее видеть, и позаботился, чтобы ее проводили домой.
Тревор замолчал, но в ответ не услышал ни слова: только бирюзовые глаза продолжали смотреть прямо в душу. Сердце сжалось и заныло.
– Во всем виноват только я один. Испортил восхитительное утро, испортил твой долгожданный бал … все испортил.
Селина продолжала молчать, и с каждой секундой боль в сердце становилась все острее.
– Умоляю: постарайся понять и простить. Мне очень, очень стыдно.
Из-под одеяла появилась рука и погладила Тревора по волосам, зеркально отражая его недавнюю ласку.
– Ничего страшного.
Сердце ожило и бешено застучало. Тревор закрыл глаза и вздохнул глубоко, полной грудью.
Ему не нужно было смотреть, чтобы представить, как она лежит возле огня. А вскоре явились и другие видения: таинственный образ в глубине галереи, эротическая ночная встреча в кухонной кладовке. В памяти зазвучал тихий мелодичный смех, послышался мягкий голос.
Тревор открыл глаза и увидел перед собой прекрасное лицо. Он смотрел не отрываясь, из последних сил борясь с искушением сдаться и утонуть в глубине бездонных глаз.
В конце концов, вожделение уступило самообладанию. Тяжело дыша, Тревор поймал своевольную руку и спрятал на место – под одеяло. Он нежно улыбнулся и проговорил:
– Сам знаю, что промок до нитки, но хочу дождаться, пока ты уснешь, чтобы раздеться и обсушиться. Закрой глаза и постарайся отдохнуть – если не ради себя, то хотя бы ради моего благополучия.
Должно быть, Селина и вправду задремала: надолго ли, не знала, но чувствовала, как Тревор осторожно отстранился, – а когда открыла глаза, то увидела, что он старательно сушит у огня ее одежду. Заботливый, понимающий, внимательный… такой же, каким казался на сеновале. Знакомый и все же… другой.
Вдруг вспомнилась еще одна грозовая ночь: тогда он ухаживал так же преданно. В минуту опасности всегда оказывался рядом, защищал и охранял.
Гроза продолжала трепать затерянную в лесу хижину, но страх окончательно пропал.