Но Макс не дал ему договорить. Он пхнул Валерьяна Александровича в лицо мясистой ладонью. Отшатнувшись, Морхинин применил испытанный прием своей драчливой юности. Он резко ударил Макса носком башмака в середину голени. У «Пресс-центра» одновременно прозвучали визг редакторши и короткий рев Макса. Защитник Ирины Яковлевны упал набок и, скорчившись, обеими руками обхватил ногу.
Кто-то показался из «Вольво» с другой стороны. «Надо сматываться, пока в культурный спор не встряла милиция… Кажется, я ему кость сломал», – опасаясь последствий, подумал Морхинин. Он быстро пробежал мимо театра эстрады и завернул во двор, который знал с детства и который переходил непосредственно во второй, третий и задний дворы…
Зачем он все это затеял? Никак не может привыкнуть к хамству и сволочизму? Но ведь и раньше было примерно то же самое, разница только в нюансах. Все это гнусно, а могло кончиться для него печально. Вроде того случая, какой произошел в миллионерском vip-клубе.
Дома старушка-соседка сказала, что звонили по телефону и его спрашивали.
– Что вы им ответили? – встревожился Морхинин.
– Сказала: нету. А когда будет – неизвестно. Он здесь почти не живет. Я ведь знаю: ты, Валерьян, парень бедовый. Мало ли кто тебя разыскивает…
– Умница вы моя, Татьяна Васильевна, – умилился наш бесшабашный герой, поцеловал старуху в щеку и преподнес ей шоколадку, оказавшуюся у него в кармане неизвестно откуда…
И все-таки поближе к середине апреля (еще лежал грязно тающий снег) он опять положил в свой замызганный кейс рукопись повести и отправился в очередной путь: в редакцию журнала «Ноябрь».
За оградой двора, перед нужным ему домом, пристала к нему маленькая остромордая собачонка. Захлебываясь от ярости, собачонка забегала сзади с явным намерением укусить за ногу. «Что это? – думал Морхинин – Может быть, некий символ отомщения за искалеченную ногу защитника Ирины Яковлевны? Может быть, это мистика? Или магия? Эти две неосязаемые субстанции сейчас настойчиво овладевают литературой».
– Пошла прочь, проклятая! – замахивался он на собачонку. – Пошла, чтоб ты сдохла! Эй, чья собака?
Но никто на его ругань не отозвался. Остромордая собачонка продолжала наскакивать и, хрипя, как бешеная, рванулась к его ноге. Тут Морхинин, пожалуй, немного струсил. А что если и впрямь бешеная?
– Ах ты, зараза!
Наконец он высмотрел у стены дома обломок кирпича. Схватил его, примерился и удачно залепил в собачонку. Жалкий визг обозначил его успешный бросок.
Эй, где вы, борцы против жестокого обращения с животными? Можно забивать для своей жратвы сотни тысяч быков, телят, овец, поросят… Кого угодно! Это не считается жестокостью. Но ударьте злого обнаглевшего пса с волчьими клыками! Это может обойтись вам судебным разбирательством, штрафом, а в особых случаях (с привлечением общественности) и решеткой.