– В управление? – уточнил краснолицый.
– Да, в управление. А этот кто такой? – он указал на лежавшего Морхинина.
– По поводу другого предписания не имеем.
– Живой?
– Так точно, живой.
– Ну, тогда поехали.
Прохожие, приостанавливаясь, наблюдали сцену задержания. Какой-то человек с лицом восточного типа присел около Морхинина:
– Вам больно? Вызывать «скорая помощь»! Может быть, дать нитро?
Присевший повернулся к другому, похожему на него, но в тем но-красной чалме и кожаной куртке. Тот заговорил на незнакомом языке. Морхинин уже пришел в себя и, скрипя зубами, старался встать.
– Не нужно «скорую помощь»!
– Надо взять авто, ехать свой дом.
Морхинин вспомнил, что у него почти не осталось денег. Потратил на цветы и торт. «Держись, Валерьян, не скисай. Обязательно доберись до дому. Тася поможет. Не помирай, писатель самого читающего народа». Насмешка над самим собой заставила его внутренне собраться.
Оба восточных человека помогли Морхинину удержаться на ногах.
– Авто, авто… – повторяли они, наклонив к нему смуглые лица.
– Well, very good, gentlmens. I go to home. Thank you very much.[12]
– No, taxi, – сказал тот, который очень красиво смотрелся в чалме. Он поднял и подал Морхинину его шапку.
– Ничего. Я еду на… метрополитене.
Они довели его до «Арбатской».
– Вам здоровие, – сказал старший.
Морхинин благодарил и попытался узнать их национальность.
– Хинди. Из Дели ехали на Москва.
«Индусы помогли. Далекие смуглокожие люди. Один немного говорит по-русски. Наши не помогли», – анализировал происшедшее с ним Валерьян Александрович.
В полночь он добрался до своей комнаты.
– Тасенька, меня избили бандиты.
– От тебя пахнет водкой и женскими духами.
– Я был в гостях у одного бывшего военного.
– Он душится, как дама в театральной ложе?
– Духи его двоюродной сестры. Это редактор, которая помогла мне когда-то найти и издать мою вещь. Я тебе рассказывал.
– Не помню, – Тася обиженно посмотрела в сторону.
Она молча страдала, испытывая банальную женскую ревность. Ведь она внутренне жила только его интересами, его писательской жизнью. Ей приходилось буквально разрываться между пьяницей сыном и любимым человеком, брак с которым так и не был оформлен. Она держалась сейчас подчеркнуто сурово, словно оставляя за собой право выражать несправедливую обиду.
– Ты мне не веришь? – простонал Морхинин, пытаясь самостоятельно снять костюм и рубашку.
Тася посмотрела на него еще раз внимательно.
– Боже мой! Валя, что с тобой? Скорее «скорую»! – невольно скаламбурила она, почти плача от досады и жалости.
Когда сняли рубашку и белье, она увидела на теле Морхинина громадный кровоподтек.