Они помолчали немного, потому что дошли до часового, и продолжили разговор уже на крыльце «здания с колоннами».
– Видишь ли, – сказал Корбалевич, – мы люди военные, а у военных всегда воспитывалось честолюбие, стремление сделать карьеру. Но одновременно существовали и сдержки для карьеризма нечистоплотного.
– Это какие же? – съехидничал Гольцев.
– Офицерские традиции, некий негласный кодекс поведения по отношению к своим. Это было особенно важно там, где использовались методы конспиративной работы. Они всегда связаны с так называемой дезинформацией, то есть ложью. Но эта ложь допускалась только в ситуациях, связанных со службой и противодействием противнику. В советские времена это отошло на второй план, но появились критерии так называемого социалистического правосознания, оно тоже в конфликтных ситуациях могло быть показателем того, что одна сторона была правой, а вторая нет. А сегодня нет ни первого, ни второго.
– Зато есть третье – рынок.
– Служба государству не есть рыночная категория.
– Это ты говоришь, а наши идеологи ничего внятного об этом сказать не могут. И наши сотрудники не видят ничего необычного в том, чтобы чуть-чуть приукрасить результаты своей работы. Тем более, что начальство все время требует этого.
– Ну, это не большой грех, если сотрудник покажет товар лицом.
– Все дело в том, что рано или поздно таким товаром уже никого не удивишь. А хочется еще чего-нибудь, то ли севрюжины с хреном, то ли…ордена.
– Слушай, елы-палы, а у меня дома пожрать ничего нет, давай зайдем в кафе «У Янки» и поужинаем.
– Не люблю я это кафе, там такая темнота вечером.
– Темнота – друг молодежи. Закажем драников в горшочках или мочанку, выпьем по рюмочке.
– Да там сейчас все занято, молодежь время убивает.
– Молодежь, она все больше у стойки бара тусуется, а мы с тобой в зал пойдем.
– Идем, куда же мне деться, раз начальство приглашает?
Они прошли в кафе-подвальчик на улице Карла Маркса, заняли свободный стол в зале.
– Вот видишь, – сказал Корбалевич, – почти свободно, зато там, в первом зале, возле бара ни одного свободного места.
– Да ты прямо завсегдатай этого места, все знаешь.
– Меня в отличие от тебя жена не кормит.
– Заведи и кормись.
– Времени нет на изучение и принятие решения. Да и потом перед сыном неловко.
Подошла официантка.
– Две мочанки, – сказал Корбалевич, – сок и двести водки.
– Селедочки под водочку? – игриво спросила официантка.
– Можно и селедочки.
Официантка ушла, а коллеги продолжили начатый на улице разговор.
– Вернемся к товару лицом… Опять же с предшественником Михно что произошло? Я ему говорил: «Леха, потерпи, будет тебе должность старшего через год». А он мне: «Если я буду на каждой должности по году задерживаться, то когда до генерала дослужусь?»