Между собой мы никогда не называли его по имени отчеству. Для нас он был либо Б.Н., либо «черный полковник». Правда, второе прозвище использовалось редко, поскольку оно принадлежало не только ему. Просто всех нас, прибывших в восемьдесят первом году на Высшие курсы КГБ СССР, сразу поразило большое количество полковников в форме войск связи: в фуражках с черными околышами и черными бархатными петлицами.
И хотя канты и просветы на погонах у них были красными, черный бархат, безусловно, доминировал. Спецмедобследования, собеседования, тесты проходили под их руководством, и все почему-то улавливали в их внешнем облике, прежде всего, эту деталь.
«Черные полковники»… Уже впоследствии мы узнали, что все спецслужбы мира легендируют своих сотрудников под форму войск связи – самого нейтрального рода войск, присутствие которого всегда оправдано во всех соединениях, частях и даже подразделениях.
Но это было потом. А тогда этот цвет поразил и мгновенно объединил нас, поскольку каждый выделил его в первую очередь. Значило это, что мы смотрим на мир одинаково, а следовательно, являемся представителями одной профессиональной группы.
Б.Н. пришел к нам в первый же день. Был он сух, поджар, говорил неторопливо, представился «классной дамой», а нас назвал «благородным собранием».
По возрасту он принадлежал к поколению наших отцов, был на фронте с первых дней войны и к сорок третьему командовал батарей. Потом его тяжело ранило, он долго восстанавливался и только после этого ушел в контрразведку. Он иронически относился к коллегам, которые не хлебнули окопного лиха, особенно, если те пытались судить о войне с позиций теории.
– Что с них взять, – говорил он, – они всю войну за Уралом фронт искали.
Б.Н. вел у нас одну из спецдисциплин контрразведки, но запомнился не этим. Чаще всего на разборах тех или иных учебных ситуаций он откладывал в сторону задачу и говорил: вы ребята грамотные, во всем этом можете разобраться сами. А вот то, что я вам сейчас расскажу, вам никто не расскажет. И он говорил о тех операциях, в которых ему приходилось участвовать в послевоенной Европе. Обращал наше внимание на ошибки в их проведении, нестыковки в планировании и реализации, психологию участников, предлагал самим сделать выводы.
Но, самое главное, он всегда обращал наше внимание не на результат, который был достигнут той или иной акцией, а на её долговременные последствия…
В те времена было модным делить подрывную деятельность на непосредственный подрыв и идеологические диверсии. Как-то, выслушав решение одной из учебных задач, он сказал группе:
