С этого момента мы все сразу почувствовали, что он увлечен театральной стороной роли ирландского патриота, что он сам верил всему, что говорил, обладая способностью становиться одновременно и действующим лицом и слушателем. Он отдавал себе в этом отчет и не расточал зря эффектных фраз. «В тот момент я верил в дружественные чувства германского правительства. По-вашему, я, разумеется, не более как самый низкий подлец. Я никогда не желал зла вашей стране, но хотел освободить Ирландию. Я виновен в государственной измене и готов нести все последствия этой измены».
На следующее утро, при втором допросе в отсутствии стенографа, он был уже откровеннее. Он рассказал, что лежал больным, когда получил депешу, вызвавшую его в Берлин по служебным делам. Там у него произошло бурное свидание с офицером германского генерального штаба, который приказал ему немедленно отправиться в Ирландию на пароходе «Ауд». Пароход этот вез груз, состоявший из 20 тыс. винтовок и пулеметов. Кэзмент добавил, что Монтейх и Бейли настаивали на том, чтобы он разрешил им сопровождать его, и после долгих переговоров с немецким офицером решено было отравить их не на пароходе «Ауд», а с подводной лодкой. Неудача преследовала их. Подводная лодка должна была задержаться в Киле для починки, и их перевели на другую подводную лодку, которая и доставила их в Кюрранан.
Мы имели также показания Бейли, во многих пунктах расходившиеся с заявлениями Кэзмента. Последний выражал острое чувство обиды каждый раз, когда упоминали, что его попытка завербовать «ирландскую бригаду» в концентрационном лагере потерпела неудачу. Мы располагали совершенно определенными сведениями о том, как его приняли в этом лагере. Капрал, находившийся там, когда Кэзмент прибыл туда, рассказывал, что один из пленных ударил Кэзмента по лицу во время его выступления, что его освистали и ему пришлось удалиться.
Кэзмент очень долго защищался. Когда он, наконец, замолчал, я предложил ему вопрос:
— С каких пор вы стали националистом?
— Я всегда был националистом, но не в такой степени, как теперь.
— Но ведь отец ваш был протестантом.
— Я тоже протестант, или, вернее, был протестантом.
Через несколько дней после этого Кэзмент, уже находясь в тюрьме, был принят в лоно католической церкви.
Властям потребовалось несколько дней, чтобы решить, подлежит ли Кэзмент суду в военном совете, как многие другие штатские в начале войны, или же дело его должно разбираться в гражданском суде. В ожидании этого решения я отправил его в гражданскую тюрьму в Брикстон. Во вторник, на пасху, его перевели в военную тюрьму при лондонском Тауэре.