— А, так мы находимся в Финсбери-парке. А где же здесь пушки, которыми отбивают атаку?
Наконец, в один прекрасный день она попросила своего знакомого рекомендовать ее на службу в почтовую цензуру и получила отказ.
— Видите ли, — сказал он ей, — если бы что-нибудь случилось, нам бы грозили серьезные неприятности за то, что мы вас рекомендовали.
С этого момента она прекратила свои посещения семейства в Хэкней. Впоследствии вспоминали, что она не переставала повторять:
— Немцы знают все, что здесь происходит, от них ничего не скроется.
Не сумев представить удовлетворительных рекомендаций от англичан, она не получила места, которого добивалась. Одной даме она говорила, что отец ее был генералом в датской армии, а дед — учителем музыки у королевы Александры, и что тетка ее выполняла те же обязанности в датской королевской семье.
После этого она покинула Блюмсбери и поселилась в Южном Кенсингтоне, а затем в женском клубе. Вернувшись потом снова в Блюмсбери, излюбленный квартал немецких шпионов, она остановилась в гостинице на площади Бедфорд, где многие офицеры проводили свой отпуск. Там она не переставала расспрашивать прислугу.
В это время мы еще не были в курсе ее действий, но письма, которые, как мы узнали впоследствии, она писала, были задержаны цензурой. Письма эти не содержали особо ценных для неприятеля сведений, если бы они до него дошли, и не давали никакой возможности установить личность отправителя. Наконец, было задержано письмо, в котором упоминалась гостиница на площади Бедфорд, но так как в этой гостинице проживало более 30 лиц, то трудно было установить, о ком шла речь. Инспектор, которому было поручено это дело, остановился на весьма простом способе. Он сам поселился в этой гостинице и, отобрав среди жильцов тех, которые ему казались наиболее подозрительными, стал им нашептывать самые невероятные истории о секретной подготовке военного снаряжения. Он рассказал одну из таких фантастических историй Еве Бурнонвиль, и на другое же утро было задержано письмо, в котором излагалась та же история и которое, если бы оно дошло до немецкого агента, привело бы его в ужас.
Ева Бурнонвиль была арестована 15 ноября 1915 г. Она очень удивилась этому, но ни в чем не созналась. На следующий день после ареста она в моей канцелярии храбро пыталась настаивать на своей невиновности до тех пор, пока я ей не показал одно из ее писем с проявленными сведениями, которые были написаны симпатическими чернилами. Она вытаращила глаза:
— Да, это мой почерк. Но каким образом письмо это попало в ваши руки?