Но на меня пала какая-то тень, хотя я не понимаю почему. Король меньше улыбается, он не так рад нас видеть – меня и мою большую семью. Артур по-прежнему у него в любимцах, Монтегю все еще входит в ближний круг, но все старшие кузены – герцог Бекингем, Джордж Невилл, Эдвард Невилл – понемногу вытесняются из королевских личных покоев, чтобы присоединиться к менее желанным гостям в зале аудиенций.
Разъезжий двор, с которым король прожил год в изгнании, во время потливой горячки, стал его ближним кругом, кругом близких друзей одних с ним лет или моложе. У них даже есть особое название: они зовут себя «миньонами» – веселыми товарищами короля.
Мои кузены, особенно Эдвард Стаффорд, герцог Бекингем и Джордж Невилл, слишком стары и почтенны, чтобы валять дурака королю на потеху. Был случай, когда молодые люди поднялись по лестнице дворца на лошадях и принялись скакать по залу приемов, это считается лучшей забавой. Кто-то ставит кувшин с водой на дверь, и посол, пришедший с государственным визитом, промокает до нитки. Они берут кухню приступом, устроив небольшую атаку, захватывают обед и выдают его за выкуп придворным, чтобы те ели холодное, после того как жареное мясо перекидывали с копья на копье; никому, кроме самих молодых людей, это не кажется смешным. Они отправляются в Лондон и скачут по рынку, опрокидывая прилавки, ломая товары и портя еду, они напиваются до ступора и блюют в камины, они преследуют служанок при дворе, пока в молочной не остается ни одной честной девушки.
Разумеется, мои старшие родственники из этих забав исключены, но они говорят, что это куда серьезнее выпивки и резвящихся молодых людей. Пока Генрих буйствует с миньонами, все дела королевства вершит его улыбающийся помощник. Кардинал Уолси. Все дары и привилегии, все прибыльные должности проходят через мягкие теплые руки кардинала, и многие заваливаются в его вместительные красные рукава. Генрих не спешит приглашать обратно серьезных старых советников, которые станут задаваться вопросами относительно его увлечения другим красивым молодым королем – королем Франции; он не хочет слушать о все возрастающем безрассудстве и сумасбродстве своих друзей.
Поэтому я волнуюсь, что он воспринимает меня как одну из скучных стариков, и тревожусь, когда однажды он говорит мне, что считает ошибкой дарование мне некоторых поместий в Сомерсете – что они должны бы принадлежать короне.
– Я так не думаю, Ваша Светлость, – тут же отвечаю я.
Я смотрю на молодых людей и вижу, как мой сын Монтегю поднимает голову, чтобы послушать, как я возражаю королю.