У этой площадки в ста пятидесяти километрах от железки «Улан-Батор – Пекин» было, конечно, и монгольское название. Но все называли её просто «Вертолёткой».
Полдюжины пятиэтажек, аэродром да два десятка «крокодилов» – вертолётов огневой поддержки Ми-24.
Вот вертолётчики – совершенно обалденные парни! Поголовно прошедшие Афганистан, многие не по одному разу. Управлялись со своими машинами, как ковбои на родео, лихо и весело…
А так жизнь в монгольском гарнизоне, конечно, скучная. Повседневная рутина, редкие учебные полёты, технический спирт да футбол…
Одно из немногих развлечений – февральская рыбалка. Вот на ней-то и случился вошедший в золотой фонд легенд 39-й армии казус…
* * *
Рыбалка в Монголии богатая! Местные сами не ловят, якобы рыба у исповедующих ламаизм аборигенов – зверь священный. А советским оккупантам для рыбалки надо было получать разрешение аж в самом Улан-Баторе, в Министерстве охраны природы. Такое только высоким начальникам доступно. Поэтому рыбы в редких речках и озерах много, причём рыбы непуганой.
Не знаю, как там с ламаизмом, но во время совместных с монгольскими товарищами официальных пьянок не ели они ни селедочку под шубой, ни красную рыбу из запасов нашего начпрода (всё из Союза привозилось, богато нас Родина обеспечивала, чего уж там…). На чёрную икру, с неимоверным трудом добытую в нашем посольстве, аборигены вообще пялились с недоумением. Так что функционеры Революционного Союза молодежи Монголии и Монгольской же народно-революционной партии к рыбе в любом виде явно не имели интереса. А может, желудок скотоводов, тысячелетиями воспитывавшийся на кобыльем молоке и полусырой баранине, переваривать рыбные блюда не был приспособлен… Если честно, точно не знаю. Зато за совместной пьянкой в советском гарнизоне следовало ответное приглашение с монгольской стороны, а вот это была особая история…
Обед в какой-нибудь монгольской юрте в компании арата – передовика социалистического труда был для нас настоящим испытанием нервов и силы воли, и только единицы доживали до конца мероприятия, не обблевав китель, юрту и монгольских друзей…
Вот представьте себе – стоит посреди степи роскошное круглое сооружение, крытое войлочной белой (весьма дефицитной!) кошмой. Оставляешь оружие и вещи снаружи, входишь, нагибаясь под низким дверным косяком и помня о невозможности наступить на порог юрты (В таком случае ты ужасно оскорбишь хозяина и продемонстрируешь злобные намерения!). Внутри вонища, богатые, но неимоверно замусоленные ковры. В почетном северном углу, напротив входа – маленький буддистский алтарь. Рядом хозяин без капли сомнения развесил портреты Сухэ-Батора и Чойболсана, которые буддистские храмы-дацаны жгли сотнями, а несчастных лам-монахов пускали в расход десятками тысяч… Тут же – вымпел «Победителю социалистического соревнования» и криво вырезанная из журнала физиономия национального героя, первого и последнего монгольского космонавта Жугдэрдэмидийна Гуррагчи. Сразу вспоминается бородатый анекдот: