– Я на станцию. Тащ майор, фельдшера пришлите.
– Что, раненые есть?
– Хрен его знает. Может, и убитые есть.
– Я сейчас разведроту подниму. Подожди, с ними на дежурной машине поедешь. Блядь, голова кругом, что творится!
– Боюсь, не успею. Дизель через десять минут. Там же гражданских полно.
– Да подожди ты! Мне надо комполка поднять, и в дивизию доложить…
Максим грохнул трубкой. Чего кудахтать? Пока доложит – тут перемочат всех.
* * *
На станцию Макс успел. На перроне топтались растерянные гражданские, выброшенные из поезда. К Максу кинулась какая-то тётка в пуховом платке.
– Милок, чево творится-то? Солдатики всех из вагона погнали, говорят, поедут прямо на Кавказ. Это через Читу или как? Может, подвезёте?
Из двери тепловоза показалась замотанная тряпками голова Мамедова.
– А, старлей, ты? Чего пришёл? Уходи, застрелю.
Мамедов ухмыльнулся и положил руку на цевье. Максим сглотнул слюну, чувствуя, как холодеет желудок.
– Ашраф, погоди. Ты же знаешь, я к вам нормально отношусь. Вы же доедете до первой стрелки. Это же не самолет и даже не машина.
– А пофиг, старлей. Нам домой надо, война там. Будете останавливать – перемочим всех. Нам терять нечего.
– Давай так. Вы Сахно отпустите и всех гражданских, а я договорюсь, чтобы вас самолётом домой отправили.
– Хитрый ты, старлей. Тебя что, начальники послали? Знали, что тебя не грохнем? Только я тоже умный. У нас здесь аэродрома нет. Где самолёт возьмешь?
– Так в Чите вас на транспортник погрузят – и домой. Сахно отпустите.
– Это хорошо, что ты за друга переживаешь. Плохо только, что друг – говно.
– Подожди, Ашраф.
Яковлев сунулся к тепловозной двери. Мамедов что-то прокричал на своём. Белая вспышка ударила в глаза, опрокинула на спину.
* * *
Очень холодно. С неба идёт чёрный снег. Он похож на угольную пыль, но Максим точно знает, что это – снег.
Рядом на корточках сидит Олежка Сахно и тихо напевает:
Иванко, та й Иванко,
Сорочка вышиванка…
Поворачивается и шепотом говорит:
– Бачишь, Максим, як тут на Кавказе холодно. А ты сюда за долларами хотел.
Яковлев пытается объяснить, что это Олежка хотел сюда денег срубить, но изо рта вместо слов вырывается серый, похожий на рой комаров, пар.
– И мандаринов тут нет, брешут. Дывись, глаза чоловичи растут.
Максим видит, как с нагнувшейся ветки свешиваются гроздьями человеческие глаза. И самые близкие – плавающие в кровяной каше глаза Погосяна из караулки…
* * *
Медик-майор кутается в замызганный белый халат, но это мало помогает. В палате холодно.
– Комиссовать тебя будем, старлей. В Бога веришь?
– Не знаю.
– Всё равно, выйдешь из госпиталя – свечку в церкви поставь. Пуля только кожу на макушке порвала. А контузия – ерунда. Ну, будет голова иногда побаливать.